XIV БУНТ, НЕСЧАСТЬЕ И ВОЗМЕЗДИЕ
«Сабин, который ничего не предусмотрел раньше, только теперь стал в беспокойстве суетиться, бегать с места на место и расставлять когорты, но и это он делал трусливо и с видом человека, совершенно потерявшего голову, как это обычно бывает с людьми, принужденными вырабатывать план действий тогда, когда нужно уже действовать. Наоборот, Котта, который уже думал о том, что подобное может случиться во время похода, и именно поэтому был против выступления, поспевал всюду, где этого требовало общее благо: он не только обращался со словами одобрения к солдатам, но и сам принимал участие в бою и, таким образом, исполнял обязанности и полководца, и солдата».
Цезарь [1]
В августе 54 г. до н. э., когда Цезарь находился в Британии, его дочь Юлия умерла при родах. Ребенок (по одним сведениям, мальчик, по другим — девочка) пережил ее лишь на несколько дней. Для римской аристократии, как и для большинства людей вплоть до современной эпохи, такая смерть была вполне обычной. До этого Юлия беременела как минимум один раз, но у нее случился выкидыш, якобы при виде мужа, который вернулся с выборов, забрызганный кровью (позднее выяснилось, что это была чужая кровь). Поскольку мы не знаем даты ее рождения, то не можем строить догадки, сколько лет ей было, когда она умерла, но в любом случае не более тридцати. Аврелия, мать Цезаря, тоже умерла в 54 г. до н. э. Причина смерти неизвестна, но к тому времени ей перевалило за шестьдесят и она овдовела уже более тридцати лет назад. За один год Цезарь потерял двух ближайших членов своей семьи. Некогда он объявил своей матери, что вернется домой верховным понтификом или вообще не вернется, и она руководила празднеством Bona Dea в его доме. Аврелия была волевой женщиной, имевшей огромное влияние на своего единственного сына и прожившей достаточно долго, чтобы увидеть хотя бы некоторые из его великих достижений. Теперь она ушла. Известие о смерти матери и дочери дошло до Цезаря в письме, отправленном из Рима. Неизвестно, удалось ли ему встретиться с ними за четыре года, с тех пор как он покинул столицу. Это стало жестоким личным ударом для него, особенно из-за утраты дочери. Цицерон написал Цезарю искреннее и прочувствованное утешительное письмо; он был чрезвычайно привязан к собственной дочери Туллии и очень горевал после ее смерти несколько лет спустя. Помпей тоже глубоко скорбел о смерти своей молодой жены. Супруги нежно любили друг друга, несмотря на большую разницу в возрасте и политическую подоплеку их союза. В последние годы Помпея часто критиковали за то, что он проводит слишком много времени с женой в одном из своих огромных поместий и «развлекается», вместо того чтобы принимать участие в делах Республики. По утверждению Плутарха, он даже не имел никаких связей на стороне, пока был женат на Юлии [2].
Несмотря на подлинные чувства отца и его зятя к смерти Юлии, вопросы политической жизни никогда не выходили из поля зрения сенаторов. Помпей распорядился заключить прах Юлии в гробницу в одном из своих альбанских поместий в окрестностях Рима, но после городской церемонии похорон огромная толпа отнесла ее останки на Марсово поле и похоронила там. Говорили, что ими больше двигала симпатия к Юлии, чем любовь к Цезарю или Помпею, но, как всегда, трудно понять, было ли это мероприятие спонтанным или заранее организованным. Впоследствии там был воздвигнут монумент, простоявший несколько столетий. Цезарь объявил, что устроит погребальные игры в ее честь, хотя на самом деле они состоялись лишь через десять лет. Смерть Юлии разорвала самую прочную связующую нить между Помпеем и Цезарем. В следующие месяцы Помпей выбирал других родственниц по женской линии для возобновления брачного союза. Цезарь предложил Помпею женитьбу на его племяннице Октавии, в то время как он сам женится на его дочери Помпее. Это подразумевало, что Цезарю, Октавии и Помпее придется развестись со своими нынешними супругами: дочь Помпея была замужем за Фаустом, сыном Суллы. Помпей отверг эту идею и не выказал желания снова вступать в брак, пока не пройдет определенное время, — вероятно, он хотел выждать более благоприятную ситуацию. Политические соображения всегда играли важную роль в замыслах римских сенаторов, но возможно, что эмоции тоже повлияли на его решение. Помпей действительно любил Юлию, и ее смерть глубоко потрясла его.
Хотя связь между Помпеем и Цезарем ослабла, она далеко не исчезла, и оба сознавали, что продолжение союза дает им определенные преимущества. В 54 г. до н. э. все триумвиры были проконсулами и потому не могли пересечь городскую черту Рима, не сложив своих властных полномочий. Во время своего консульства в 55 г. Помпей и Красс устроили дело таким образом, чтобы трибун Требоний смог провести законопроект, обеспечивавший каждому из них пятилетнее командование большими провинциями, похожими на ту, которую получил Цезарь в 59 г. до н. э. Помпей получил власть над двумя испанскими провинциями. Здесь имелись перспективы военной кампании и распространения римского владычества на север и Атлантическое побережье, но Помпей, которому исполнился 51 год, не хотел возвращаться к тяготам военного дела, особенно при жизни Юлии. Он уже три раза праздновал триумф и полагал, что ни один другой полководец не может надеяться превзойти его. Поэтому он послал легатов для управления провинциями и руководства легионами, а сам остался в Италии, обычно проживая в окрестностях Рима на одной из своих роскошных вилл. Помпей по-прежнему заведовал поставками зерна, и это послужило внешним оправданием его необычного поведения, так как ни один римский губернатор до сих пор еще не отказывался ехать в свою провинцию [3].
Красс находился в ином положении. Он хорошо сражался за Суллу, но считал, что не получил должных почестей за свои подвиги. Разгром Спартака был крупной военной операцией, во время которой он показал свои способности как полководец после ряда унизительных для Рима поражений, но после устранения этой угрозы о ней быстро забыли и говорили о его кампании как о простой карательной экспедиции против банды мятежных рабов. В 55 г. до н. э. Красс решил, что ему нужен высокий командный пост для войны за рубежом, и получил назначение в Сирию. Предыдущий губернатор этой провинции завершил военную кампанию в Египте, прежде чем Красс прибыл ему на смену, и лишил своего преемника очевидной возможности покрыть себя славой и взять богатую добычу. Тогда Красс замыслил покорить Парфию — огромное царство, расположенное за Арменией. Даже по римским меркам у него не было хорошего предлога для нападения на парфян. Помпей в своих кампаниях на Востоке и Цезарь в Галлии доходили до пределов хитроумия в своем толковании интересов Рима, но не решались объявить о желании вести войну из чисто личных побуждений. Для Красса было совершенно ясно, что его собственные амбиции почти не имеют отношения к нуждам Римской республики. Когда слухи о его планах распространились в Риме, двое трибунов заявили публичный протест. Один из них даже последовал за свитой Красса, когда тот покинул город в ноябре 55 г. до н. э., и выкрикивал в его адрес ужасные проклятия за втягивание Республики в ненужную и несправедливую войну. По саркастическому замечанию Цицерона, начало было не слишком впечатляющим, и эта экспедиция с самого начала сопровождалась разными кривотолками и нелепостями.
