Пятнадцать когорт были размещены на земле эбуронов в месте под названием Атуатука (возможно, в окрестностях современного Льежа, хотя точное местонахождение неизвестно). Это войско целиком включало Четырнадцатый легион, но неясно, были ли остальные пять когорт отделены от других легионов или выступали в качестве отдельных подразделений. Цезарю предстояло набрать как минимум 20 когорт в Трансальпийской Галлии, где новобранцы даже не имели статуса латинян, в отличие от жителей Цизальпийской Галлии. Цезарь упоминает о том, что вместе с легионерами находились отряды испанской конницы и другие вспомогательные подразделения, так что общая численность этой группировки составляла от 6000 до 8000 человек. Она находилась под командованием двух легатов, Котты и Сабина, которые в прошлом занимали независимые командные посты и показали себя сравнительно компетентными, хотя и не слишком одаренными командирами. Они также участвовали в боевых действиях против менапиев в 55 г. до н. э. Цезарь не упоминает, кто из них обладал высшими полномочиями, но из его повествования явствует, что командование осуществлялось совместно. Первое нападение на их лагерь было отражено без особого труда, но потом Амбиориг вступил в переговоры и заявил, что был вынужден открыть военные действия по требованию своего народа. Он сообщил римским представителям о существовании заговора по всей Галлии: каждое племя должно было атаковать легионы в назначенный день. В честь услуг, полученных от Цезаря в прошлом, он предложил дать римлянам право свободного прохода для соединения с любым из двух легионов, расквартированных в 50 милях от них. Легаты до позднего вечера спорили о том, как им следует поступить. Сабин хотел принять предложение, а Котта говорил, что они должны подчиниться приказу Цезаря и оставаться в лагере, где достаточно провианта и есть надежда продержаться до тех пор, пока не подоспеет помощь. В конце концов Сабин одержал верх, и на рассвете следующего дня римское войско выступило в поход. Эбуроны хорошо знали местность и устроили двойную засаду в том месте, где путь проходил через небольшую котловину. Римляне попали в окружение и подверглись планомерному истреблению. Котта был с самого начала ранен камнем из пращи, но продолжал подбадривать солдат и пытался организовать сопротивление. Сабин, потерявший голову от отчаяния, был окружен и убит при попытке начать переговоры с Амбиоригом. Котта пал во время последней атаки галлов, прорвавших организованную им круговую оборону. Фактически горстка выживших добралась до лагеря Лабиэна через несколько дней, но все 15 когорт были уничтожены [9].
В «Записках о Галльской войне» Цезарь возлагает всю вину за это несчастье на Сабина. Котта изображен как человек, который выдвигал разумные аргументы и в минуту опасности вел себя так, как подобает римскому аристократу. Оба легата происходили из семей, не пользовавшихся особым влиянием, поэтому Цезарю не приходилось заботиться о том, что, критикуя их, он заденет кого-либо в сенате. Он утверждает, что воссоздал события по рассказам выживших и допросам пленников, захваченных впоследствии. Версия, изложенная в «Записках», не содержит явных натяжек и преувеличений и похожа на другие военные катастрофы, происходившие в разное время, — например, разгром Эльфинстона и Макнотена при Кабуле во время первой афганской войны
[69]. События действительно могли разворачиваться таким образом, но Цезарь явно смягчает последствия катастрофы и дистанцируется от ее виновников. Он дает очень подробный рассказ с описанием спора между командирами и неразберихи в римской армии, когда она попала в засаду. Помимо мужественных, но тщетных попыток Котты сплотить людей, здесь есть героические зарисовки, такие как подвиг центуриона, погибшего при попытке спасти сына, или поведение орлоносца, на этот раз названного по имени в отличие от безымянного героя высадки в Британии, который успел бросить свой штандарт в безопасное место, прежде чем погиб сам (орел так или иначе был захвачен галлами в качестве боевого трофея, когда последние римляне, которые нашли убежище в лагере, ночью покончили жизнь самоубийством). Цезарь постарался возложить вину на своего легата, но лишь немногие современники поверили этому, и все наши источники рассматривают случившееся как его лично поражение. Как проконсул, наделенный правом imperium, он нес ответственность за всю армию, находившуюся под его командованием (кстати, этим объясняется официальное начало любого письма, отправленного римским губернатором сенату: «Я нахожусь в добром здравии, как и моя армия»), Сабин и Котта были его легатами, то есть представителями, выбранными им лично и действовавшими по его приказу, и если они командовали совместно, то вина за такую двусмысленную ситуацию ложилась на самого Цезаря. Наполеон как-то заметил, что лучше иметь одного плохого командира, чем двух хороших с равными полномочиями. Сабин не повиновался приказу Цезаря, когда решил выступить из лагеря, но даже это подразумевает, что проконсул либо не выразил свое намерение с достаточной ясностью, либо не приучил своих легатов к строгой дисциплине. В конечном счете Цезарь нес ответственность за все, даже за ошибки, совершенные его подчиненными. Значительная часть его армии была уничтожена воинами не самого могущественного из галльских племен. Такое произошло впервые и поставило под сомнение иллюзию непобедимости римлян, созданную его постоянными успехами до этого момента [10].
Первые признаки назревающего восстания появились, когда Амбиориг и его сторонники проехали по землям своих соседей атуадуков, а потом по землям нервиев. Подавляющее большинство эбуронов разошлось по домам со своей добычей, как это было принято у племенных ополчений на всем протяжении военной истории. Однако весть об их успехе всколыхнула другие племена и убедила нервиев в необходимости нанести удар по легиону, пережидающему зиму на их землях. Этим легионом командовал Квинт Цицерон, назначенный легатом для упрочения хороших отношений между его братом и Цезарем. Квинт сделал то, что было необходимо для его семьи, но служба в армии совсем не прельщала его. В письмах домой он жаловался на тяготы военной кампании, и по некоторым признакам можно судить, что он был занят не только исполнением своих обязанностей. Осенью 54 г. до н. э. во время перехода легиона на зимние квартиры он сообщил брату, что сочинил четыре трагедии всего лишь за 16 дней. Впрочем, когда нервии неожиданно напали на его лагерь, Квинт Цицерон проявил себя с хорошей стороны. Римлян застали врасплох, так как они еще не получили известия о катастрофе, постигшей Сабина и Котту, но они быстро отразили первую атаку. Нервии при поддержке союзных кланов атуадуков и некоторых эбуронов устроили осаду лагеря. За одну ночь солдаты Цицерона соорудили 120 башенок для укрепления внешнего вала, материал для которых уже был собран в лагере, но строительство укреплений, очевидно, не было завершено. Теперь работа продолжилась в бешеном темпе. На следующий день легионеры успешно отразили второй приступ.
Независимо от своих личных склонностей и способностей Цицерон вел себя как настоящий римский сенатор: он подбадривал солдат днем во время сражения и каждую ночь наблюдал за строительством укреплений и пополнением запаса метательных снарядов. Из-за слабого здоровья он в конце концов поддался на увещевания воинов и удалился в свою палатку. Возникает искушение предположить, что командиры Цицерона были настоящим ядром обороны и порой он фактически мешал им. Цезарь хотел поддерживать хорошие отношения с Квинтом и особенно с его старшим братом, поэтому в «Записках» Квинт предстает в самом благоприятном свете. Но, даже несмотря на ограниченный опыт и способности, Квинт Цицерон выказал подлинное мужество и делал все, что было в его силах. Он ответил холодным отказом на предложение заключить перемирие и увести своих людей в безопасное место. Осада продолжилась; белги окружили форт рвом и насыпным валом и приступили к сооружению мантелетов и других устройств для штурма крепостей. Всего лишь несколько лет назад такие сооружения были неизвестны в Галлии, но местные жители наблюдали за легионерами Цезаря в действии и многому научились от них. Римский гарнизон постепенно слабел, так как многие были ранены, а оставшимся в строю приходилось принимать на себя все тяготы осады. Они значительно уступали противнику числом (Цезарь сообщает, что армия нервиев насчитывала 60 000 человек, обходя молчанием свое утверждение об огромных потерях, понесенных ими в 57 г. до н. э.) и в конечном счете были обречены на гибель без помощи со стороны [11].
