– Круто, – оценила несколько ошарашенная Клавдия.
– Можно и так сказать, – усмехнулась Анжели, – но я бы назвала это неким сарказмом судьбы.
– Потому что вы проводите в этом автомобиле переговоры, нацеленные на его разорение? – выдвинула свою версию Клавдия.
– Да господь с вами, Клавдия, – попеняла ей Анжели. – Никто не собирается разорять господина Граничесвкого, ровно наоборот, его капиталы старательно охраняются и преумножаются не без помощи того же государства.
– Тогда какой смысл заставлять вас выходить за него? – немного растерялась Клавдия.
– А вы еще не поняли? – удивленно приподняла бровку Анжели и попеняла в очередной раз: – Ну что ж вы, Клавочка, вы же очень умная девушка.
– Его хотят… – изумилась Клава, четко осознав, на что намекает, да нет, не намекает – говорит практически прямым текстом француженка.
– В последние годы непозволительно много обогатившихся криминальным путем за счет государства граждан смогли покинуть Россию, введя свои активы в финансовые структуры иностранных государств, и получить, скажем, безупречную лондонскую прописку, или американскую, – разъясняла ей реалии мадам Карно. – Это недальновидно. Конечно, вашему правительству постепенно удается выигрывать международные суды и возвращать какие-то капиталы и долги, но процесс это долгий, волокитный и непредсказуемый.
– То есть капиталы Граничевского…
– А вам его жалко, что ли? – с удивлением посмотрела на нее Анжели.
– Ну, как-то это… – протянула Клавдия…
– Я понимаю, – усмехнулась Анжели, – с вашей тонкой душевной организацией и преувеличенной интеллигентностью хорошо воспитанной девочки сложно переварить простую грубую жизнь с ее реалиями. Вы сами-то замечаете, что вы разговариваете чистым, не засоренным современным сленгом языком?
– И какое отношение имеет мое воспитание к той теме, что мы обсуждаем? – строптиво возразила Клавдия.
– А такое, что вы сочувствуете даже мрази, – довольно жестким тоном пояснила ей Анжели. – Граничевский был тем самым последним «клиентом» Кости, которого он должен был устранить. Ираклия Романовича хотели убрать еще в начале девяностых. Даже при всем беспределе, который творился тогда в стране, то, на чем он зарабатывал свой начальный капитал, было за гранью любого злодеяния. Он не гнушался ничем: наркотики, продажа людей в рабство… Но основной его доход шел от так называемого сексуального туризма иностранных граждан с любыми формами извращений, за огромные деньги и предоставление им детей всех возрастов и полов и девушек в прямом смысле на убой. То есть их реально убивали. Но Ираклий предоставлял возможности удовлетворить любые извращенные сексуальные наклонности не только иностранным гражданам. Потому-то он так быстро и высоко поднялся. В то время извращенцев разного рода хватало и среди людей, обличенных властью, внезапно разбогатевших на дележе государственной собственности, и они с удовольствием пользовались его услугами. Разумеется, за огромные деньги. Ну а Ираклий, не будь дураком, тщательно снимал на видео все их утехи. Этот человек точно знает, что за деньги и за страх можно манипулировать кем угодно, и умело пользуется этим по сей день. И тот, кто слил Костика в девяносто девятом, был хорошо оплачиваемым агентом Граничевского. Когда поступил приказ о ликвидации Ираклия, он и провернул всю эту операцию по устранению Архиерея.
– Мерзко все это, – не удержалась от высказывания Клавдия.
– Как говорится, если вы любите большие деньги, политику и колбасу, вам лучше не знать, как они делаются, – усмехнулась мадам. – Ничего не меняется в этом мире, и главным врагом человека были и остаются его собственные пороки. Вы все же слишком чувствительная девушка, Клавдия.
– Я очень далека от политики, больших денег и колбасы, – уточнила свой статус Клава, – и я весьма рада этому обстоятельству. Только вот угораздило, пропади оно совсем, вляпаться в эту вашу историю.
– Это история вашей страны, Клавдия, – напомнила ей Анжели и посоветовала: – Не расходуйте свою жалость на людей подобного рода и приберегите для других людей свои принципы человеколюбия. И чтобы вы не страдали так уж сильно, намекну, что рубить голову курице, несущей золотые яйца и имеющей на них эксклюзивные права, весьма недальновидно, проще держать ее под контролем, пусть и весьма жестким.
Клава не ответила. Отвернулась, задумавшись, посмотрела в окно через затонированное стекло, снова посмотрела в глаза мадам Карно и неожиданно спросила:
– Вы его сильно любили?
И увидела, как всего лишь на мгновение промелькнула в этих прекрасных голубых глазах застарелая боль, ставшая, видимо, вечной, и что-то еще, что-то еще, она не успела понять: взгляд снова стал закрытым, отстраненным и нечитаемым. И все же Анжели ответила:
– Да, очень сильно.
– И вас не отвращало то, чем он занимался, то, кем он был? – тихо спросила Клава, чтобы не потревожить момент откровенности.
– То чувство, что связало нас, – заговорила Анжели тихим голосом, и Клавдия непроизвольно даже замедлила дыхание, – было больше и мощней, чем любовь в привычном нам понимании. – Женщина повернулась и посмотрела на Клавдию. – Такое чувство никогда не бывает безответным. Оно дается сразу двоим, соединяя людей в одно целое, когда они чувствуют и понимают друг друга, как самого себя, словно переходят в какую-то иную, измененную реальность. И тогда становится совершенно безразлично и уже не имеет никакого значения род деятельности человека, его прегрешения и деяния, и он может быть кем угодно: убийцей или праведником, священником, дворником, пьяницей и дебоширом, идиотом или мудрецом. Константин был мужчиной всей моей жизни, частью меня, а свои половинки мы не выбираем, они даются нам свыше. И то, если вам очень повезет.
Она замолчала, и Клавдия вдруг подумала, что если бы она потеряла Марка, то, наверное, и жить бы дальше не смогла, нет смогла как-то, не умерла бы физически, но это была бы уже не она. А может, и умерла…. Вот и Анжели теперь совсем не та девочка Анжелика Иванова, что любила своего Архиерея больше жизни – другая личность, другой человек, но не умерла же. А может…
– И как же вы вышли тогда за Карно и оставили своего Костю? – не удержалась от вопроса Клавдия.
– А это он меня за него и выдал, – усмехнулась Анжели. – Костя его нашел, и они о чем-то договорились между собой, мне так и не удалось узнать, о чем. Жак никогда не признавался, хоть я и расспрашивала весьма настойчиво. Но свое обещание Косте оградить меня от всех бед и забот, холить и лелеять он сдержал в полной мере. Он меня очень поддержал и помог мне. После смерти Константина мы с ним в общем-то довольно хорошо жили. Наверное, Костя предчувствовал свою скорую гибель, поэтому решил обезопасить меня заранее. Вот и выдал замуж за состоятельного француза, да и я к тому времени была девушка с весьма приличным приданым, Костя и об этом позаботился.
– И погиб, – закончила за нее Клавдия и… ну не могла она не переспросить, не могла и все тут: – А он точно погиб? Ведь его так и не нашли?
