– В трудники… – поправил его Рузвельт, набираясь духу, чтобы задать главный для себя вопрос: – Слушай, а о Егоровой ничего не слышно?
– Не, – протянул активист. – В прошлом годе, – он словно специально коверкал язык, – собирались, Таньки точно не было. И… – сморщившись, добавил активист: – На похоронах тоже.
– На каких похоронах? – больше для поддержания разговора поинтересовался Илья.
– А! Стоп! Ты ж не в теме! – Активист хлопнул себя по лбу: – Мы ж Витьку Нагорнова схоронили. Представляешь, здоровый такой мужик! Сердце остановилось… Прямо засада какая-то, – тараторил одноклассник, пытаясь в несколько предложений уложить трагедию человеческой жизни: – Мать-то у него сгорела. Она ж безногая у него была, заснула в кровати… В общем, не знаю, что там произошло. Короче, на похороны ее приезжал…
– А попал на собственные… – прошептал Илья и подал суетливому активисту руку. – По- ра мне…
А ночью Рузвельту, впервые за время, проведенное в монастыре, приснился сон, чем-то похожий на тот, что так мучил его в прошлой жизни. Узкая асфальтированная дорожка вела его к просвету между деревьями, залитому солнцем. Он шел по ней с чувством радости, потому что ждал встречи. И хотя впереди никого не было видно, Илья готовился произнести:
«Здравствуй, Танька».
Бешеной кошке семь верст не крюк
– Бешенство – это инфекционное заболевание, вызываемое Rabies virus, – торжественно произнесла Алла Викторовна Реплянко, дама глубоко пенсионного возраста, и застучала мелом по доске. Обернувшись, напомнила: – Не ждем! Записываем! Бешенство, – темп ее чуть замедлился, – это… инфекционное заболевание… вызываемое вирусом…
Договорить она не успела, учащиеся зароптали, а особо нетерпеливые побросали ручки на столы:
– Не так быстро!
– Я повторю: бе-шен-ство, – улыбаясь, по слогам продиктовала Алла Викторовна, – это ин-фек-ци-он-ное за-бо-ле-ва-ни-е…
Студенты захихикали, а Алла Викторовна с грустью подумала о том, что они в последнее время как-то особенно непочтительны и ироничны по отношению к ней. «Не тот пошел студент!» – вздохнула она и с благодарностью подумала о временах, когда будущие фармацевты бегали за ней стайкой, как за знаменитостью. Еще бы! Мало того, что красивая женщина, жена большого поэта, так еще и человек, проведший один вечер в компании с самим Владимиром Высоцким! «Правда?!» – заглядывали ей в глаза влюбленные в певца барышни и просили во всех подробностях, не упуская ничего, рассказать о том, как это было. «Очень просто», – отвечала им Алла и с какой-то, можно сказать, величественной небрежностью рассказывала об одном из эпизодов своей богатой на события жизни.
В девяностые, в эпоху экстрасенсорного бума, их список расширился, потому что Алла Викторовна имела неосторожность заикнуться в присутствии коллег о своих экстраординарных способностях, заметно проявившихся после пережитой ею клинической смерти.
Рассказ о путешествии в мир иной произвел неизгладимое впечатление не столько на коллег-преподавателей, сколько на лаборантку, волею судьбы оказавшейся в нужном месте и в нужный час. Именно благодаря ей эта история с ошеломляющей быстротой начала распространяться по фармацевтическому училищу, обрастая все новыми и новыми подробностями, о которых Алла Викторовна даже не подозревала: длиннющие черные туннели, заканчивающиеся, как и положено, божественным свечением, лицезрение собственной души в образе белой голубки, непонятно откуда взявшейся в больничном коридоре, разговоры с апостолом Петром, бряцающим ключами возле врат рая… В этом смысле фантазия влюбленных в Реплянко студентов сделала свое дело, дав жизнь многочисленным небылицам. Но это было тогда! В то время само словосочетание «клиническая смерть» звучало гордо и величественно, придавая образу блистательной Аллы ореол избранности. Из-за него ли или, может быть, еще по какой причине, но шла эта женщина по жизни степенно и уверенно, гордо подпирая своей тщательно уложенной прической небосклон, откуда за ней следили пришельцы и им подобные… Именно так и никак иначе объясняла Алла Викторовна влюбленным в нее дурочкам происхождение своей магической силы и всегда держала при себе пару-тройку шокирующих историй из собственной практики, которые, похоже, сама и выдумала.
Тогда ей казалось, так будет вечно: одно поколение студентов сменится другим, затем – третьим… Но… Как и положено, все закончилось: Алла Викторовна самым что ни на есть естественным образом вошла в пенсионный возраст, утратила былую стать, поменяв фирменную укладку на плохо выполненную стрижку парикмахера-самоучки, и стала неинтересна новому поколению, выбравшему пепси. Когда-то блистательная, а теперь, увы, нелепая, Алла напоминала слона в посудной лавке, которого давно пора бы оттуда вывести, но он все не уходит и не уходит.
– Пора! – недвусмысленно намекали Реплянко молодые коллеги, бо́льшая часть которых когда-то была ее учениками.
– Пора! – бурчали студенты, недовольные чрезмерной требовательностью Аллы Викторовны.
Но сама Алла с легкостью пропускала их «подсказки» мимо ушей, будучи уверенной в том, что является носителем бесценных знаний, утаивать которые не просто непедагогично, но и, по сути своей, аморально. Постаревшая, она ощущала себя подвижником на ниве тотальной безграмотности и формализма, царивших в колледже, и с гордостью несла знамя Просвещения, невзирая на возраст. Такая позиция, безусловно, заслуживала восхищения, но почему-то именно его в студенческих сердцах и не наблюдалось. Возможно, из-за того, что доверчивая Алла Викторовна легко позволяла собой манипулировать, прямодушно откликаясь на провокации хитроумных подростков, поставивших перед собой цель – сорвать занятие.
– А правда, что вы перенесли клиническую смерть? – Вопрос задавался с самым что ни на есть серьезным выражением лица.
– Правда, – с достоинством отвечала Алла Викторовна и продолжала объяснять материал.
– Да не может быть! – В топку нарождающейся смуты подбрасывалось очередное поленце.
– Очень даже может быть, – спокойно парировала Алла Викторовна, стараясь не отклоняться от заданного курса, но, как всегда, безрезультатно. После двух-трех провокационных выкриков она теряла самообладание и, оборвав лекцию на полуслове, начинала увлекательное, как ей казалось, повествование об очевидном и вместе с тем невероятном факте бытия, напрочь забывая, что уже рассказывала об этом какое-то время назад, да причем в этой же аудитории. Надо ли говорить, что особого интереса со стороны студентов это не вызывало. Наоборот, чем сильнее Реплянко воодушевлялась, чем полнее раскрывался в ней талант рассказчика, тем равнодушнее становились лица тех, кто ее к этому принудил. Но Аллу Викторовну уже было не остановить: она самозабвенно вещала в аудитории, не обращая внимания на то, что каждый занят своим делом, причем совершенно не связанным с задачами курса «Основы микробиологии».
Сценарий этот повторялся из года в год, а студенческое сарафанное радио передавало от курсу к курсу «правила поведения» на занятиях Реплянко. Однако сегодня что-то пошло не так: почему-то никто из присутствующих не задал ни одного провокационного вопроса, способного увести лектора от темы. Словно не замечая вспыхивающих то и дело экранов телефонов, завладевших вниманием большей половины аудитории, Алла Викторовна с присущей для себя наивностью восприняла полную индифферентность студентов за проклюнувшийся интерес к предмету и с энтузиазмом заворковала:
