– Возбудитель бешенства имеет палочковидную форму: один конец – плоский, другой – вытянутый. Размер – от 80 до 180 нанометров… В цитоплазме пораженных вирусом клеток образуются специфические включения, описанные Бабешем и Негри. Поэтому их называют тельца Бабеша – Негри, – объявила Реплянко и, вооружившись мелом, двинулась к доске: – Ба-бе-ша… Нег-ри, – проговорила она по слогам и обвела взглядом бездействующую аудиторию. – А почему вы ничего не пишете?
– А зачем?
Алла Викторовна растерялась.
– Как зачем? – искренне изумилась она, пытаясь отыскать хотя бы одно заинтересованное лицо.
– Нет, ну вы сами подумайте, зачем? – язвительно поинтересовался молодой человек, сидящий за первой партой и имеющий репутацию местного умника. – Во-первых, это неактуально. А во-вторых, все можно найти в интернете.
– Что значит неактуально? – возмутилась Алла Викторовна, не поверив своим ушам.
– Вот смотрите. – Умник поднял вверх телефон, словно призывая его в свидетели. – В учебнике Рубашкиной и Проворкиной черным по белому написано: «В 1886 году группа одесских врачей на свои средства командировала Н. Ф. Гамалею к Пастеру»…
– Гамалея, – автоматически исправила его Реплянко.
– Какая разница! – пожал плечами молодой человек и продолжил цитировать дальше: – «…командировала… для ознакомления с методом приготовления вакцины против бешенства. После его возвращения в Одессе была открыта лаборатория, где изготовлялась антирабическая вакцина».
– Ну и что? – Алла Викторовна никак не могла понять, как эта информация связана с неактуальностью темы.
– Смотрите дальше: «Уничтожение бешеных животных, бродячих собак… Для лечебно-профилактической иммунизации бешенства используются следующие вакцины…». Кстати, а вы сами-то в курсе, какие?
– В курсе. Вакцина антирабическая культуральная.
– Уверены? – Умник считал своим долгом усомниться в компетентности преподавателя.
– Уверена, – твердо заявила Реплянко и перечислила существующие, в том числе и знаменитую «Рабивак», внедрение которой во врачебную практику в 1993 году чуть не стоило ей жизни…
Ту осень Алла Викторовна Реплянко запомнила навсегда. И, кстати, отнюдь не из-за обстрела Белого дома, а из-за нелепой случайности, представшей перед ней в виде милейшего животного, только со смертоносной «начинкой». В память об этой встрече на руке Аллы Викторовны между большим и указательным пальцами остался шрам – крохотная белая точка, а в душе – страх, пробуждавшийся всякий раз, когда речь заходила о кошках и о том, что с ними связано.
«Это не суеверия, – убеждала всех Алла и изображала, что у нее закладывает нос. – Банальная аллергия. И все!» Но близкие знали: как бы умело Алла Викторовна ни маскировала свои страхи, она все равно боится. «Ну уж нет!» – возражала им Алла и с энтузиазмом пускалась в пространные рассуждения о роли случая в человеческой жизни, о беззащитности перед злыми силами Вселенной и, конечно же, о вере в ангела-хранителя, с которым лично у нее были совершенно особые отношения. «Я его чувствую!» – во всеуслышание заявляла Алла Викторовна и громко благодарила природу, наделившую ее особым даром видеть в человеческом теле движение энергии и управлять ею.
Этой способностью Алла пользовалась весьма активно, снискав себе славу человека, готового помогать страждущим безвозмездно. Ну или почти безвозмездно…
«Алка, глупая! Зачем тебе эта головная боль?» – бил тревогу ее муж, большой поэт с дурным характером, и предлагал заняться делом: отредактировать ему рукопись, погладить рубашки, сварить борщ, на худой конец. Но Аллу Викторовну это не устраивало, она жаждала значимого действия и новых впечатлений. Ей нравилось приходить к людям домой, рассматривать интерьер, задавать множество вопросов, часто бестактного свойства: где купили, почем, сколько получаете, сколько тратите, кому взятку дали…
– Любопытство тебя погубит, – предупреждал ее муж, но Алла искусно выходила из положения:
– Любопытство – может быть, а вот любознательность – никогда. Любознательность, Андрюшечка, – двигатель прогресса. Жить нужно с азартом, интересно. А интерес в чем? (Поэт терялся.) А интерес – в возможности узнавать новое…
С новизной Алла Викторовна, конечно, погорячилась. Обычно причина обращения к ней была одной и той же: врачи не могут поставить диагноз.
– Могут. – Реплянко не была чужда коллегиальной солидарности. – Просто не знают, с чего начать.
– А вы знаете? – сомневались страждущие, отчаявшись найти иголку в стогу.
– Я вижу, – серьезно заявляла Алла Викторовна и воцарялась в доме надолго, причем не всегда к удовольствию родных и близких больного.
Тогда, в сентябре 1993 года, сценарий был тем же. Или почти тем же. Причина странного недомогания, по поводу которого к Алле Викторовне Реплянко обратилась некая Юлия Ж., крылась не в физиологии, а в атмосфере дома, в котором та жила.
– Квартиру нужно почистить, – тоном, не терпящим возражений, предложила Реплянко и, невзирая на медицинское образование, взялась за магический ритуал. Ошарашенная Юлия ходила следом, попутно задавая массу ненужных вопросов, но Аллу Викторовну это совершенно не раздражало. Наоборот, она щедро делилась немудреными знахарскими секретами, подробно комментировала свои находки в виде вытащенных из-за дверных косяков иголок, свалянных волос, указывала на места, где пролилась кровь.
– Много? – пугалась Юлия, а Алла Викторовна ее успокаивала, уговаривая не обращать внимание на недостатки, подлежащие исправлению.
Завершив обряд, довольная собой, Алла прошествовала на кухню, где по традиции должна была выпить чаю или поужинать, а лучше и то и другое. И пока Юлия накрывала на стол, взгляд Реплянко упал на блестящий дуршлаг какой-то инопланетной формы, не имеющий ничего общего с тем алюминиевым убожеством, что спряталось среди кастрюль в ее собственной квартире.
– Какая красота! – ахнула Алла Викторовна и схватила сверкающий никелем дуршлаг.
– Забирайте, если нравится. Он мне все равно от прежних хозяев достался, к тому же у меня свой есть, второй ни к чему. Он новый, не сомневайтесь. На нем даже этикетка висела, когда я его в хозяйском встроенном шкафу обнаружила после переезда.
– Надо же! – удивилась Алла Викторовна необъяснимой расточительности прежних хозяев и с радостью приняла подарок.
Кстати, обладательница очищенной от нечисти квартиры, похоже, тоже осталась довольна. Дуршлаг ей почему-то не нравился: то ли блеску в нем было слишком много, то ли вид имел ультрамодный, не очень подходящий к ее кухне а-ля-рюс, с хохломской посудой и засушенной рябиной в расставленных повсюду вазочках.
Домой Алла Викторовна вернулась с добычей, но, как выяснилось, не она одна. У входа в квартиру, расположившись прямо на бетонных ступенях, ее поджидала старшая дочь Марина с котенком на руках, сердитая и, как всегда, недовольная.
