– Это правильно, – усмехнулась Алла Викторовна, а потом поднялась из-за стола, странно посмотрев на Лиану. Перед глазами Реплянко тут же поплыла узнаваемая картинка: распахнутое окно, лоскут неба, исчерканный птицами, и асфальтовые квадраты (нечто подобное она пару раз видела, подрабатывая в отделении травматологии во время учебы в мединституте). – Правильно, – повторила Алла. – Прими. Смирись. Но учти: внизу ты будешь лежать изуродованная, с переломанными ногами и расколотой головой. Какой у тебя этаж, я забыла, – седьмой?
– Шестой, – чуть слышно поправила ее Лиана.
– Тоже неплохо. Представляешь, какой твои дети тебя увидят?
– Зато не мучиться!
– Мучиться! – Алла Викторовна не оставила Лиане никакого шанса: – Еще как мучиться! По статистике, не все умирают сразу, некоторых еще до больницы успевают довезти. Некоторые даже выживают. Я таких видела. Немного, но есть. Только кому от этого хорошо? Явно не тем, кто за ними ухаживает.
– Я так не хочу… – Лиана побледнела.
– А как ты хочешь? – Реплянко двинулась на нее танком. – Быстро и безболезненно? Так не бывает… Понимаешь? Так не бы-ва-ет!
– И что мне делать? – растерялась Лиана, еще десять минут тому назад уверенная в правильности принятого решения.
– Выздоравливать! – рявкнула Алла Викторовна и бросилась к раковине мыть руки. Пока держала их под водой, начала понемногу успокаиваться, пытаясь разобраться, что же могло произойти за время ее отсутствия. В квартире творилось неладное – Алла не только чувствовала это, но и видела: потоки воздуха двигались неровно, их плотность так же, как и цвет, была разной, отчего образовывались невидимые обычному человеческому глазу воронки, втягивающие в себя то, что Реплянко называла энергией радости. И Лиана стояла в центре одной из них, сутулая и осунувшаяся.
«Порча!» – определила Алла Викторовна, хотя слово это не жаловала: на излете двадцатого столетия оно казалось чудовищным анахронизмом. Однако сейчас было не до терминологической разницы. Реплянко четко видела, что биоэнергетическая система Лианы и ее семьи абсолютно разбалансирована, можно сказать, практически разрушена. Кроме того, было очевидно, что сделано это сознательно, случайно такие вещи не происходят, за ними скрывается тщательно продуманная система мер, направленных на уничтожение человека. И оно практически состоялось.
«Пойду-ка я, – решила Реплянко, только-только оправившаяся после истории с бешеной кошкой и пропажей антирабической вакцины. – Хватит рисковать. У меня семья, на мой век и так хватит». Но вместо того чтобы попрощаться и уйти, она подошла к Лиане и крепко прижала ее к себе.
– Все будет хорошо, – бездумно пообещала Алла Викторовна и чуть не взвыла от собственной неосмотрительности: давать такое обещание было явно самонадеянно.
– Точно? – У Лианы задрожали губы.
– Точнее некуда, – легкомысленно заверила ее Алла, так и не сумев расстаться с ролью закоренелого гуманиста. – Разве такими вещами шутят?
Этот довод оказался сильнее прочих, Лиана, не выдержав, разрыдалась, чем перепугала детей так, как не удавалось это сделать даже Вачику.
– Почему мама плачет? – строго спросил Аллу Викторовну Ваганчик, по-мужски собранный и серьезный.
– От радости, – объявила она первое, что пришло на ум, да еще и умудрилась поинтересоваться у самой Лианы: – Так ведь, Лианочка? (Та, сдерживая рыдания, согласно кивнула.)
– Совсем с ума сошли, – проворчал Ваганчик и торопливо отвернулся: женские слезы действовали на него, как и на любого мужчину, удручающе.
Когда страсти улеглись, Алла Викторовна, опуская подробности, объяснила Лиане, с чем она связывает ее заболевание.
– Скажу сразу, – предупредила она, – это не означает, что ты отказываешься от медикаментозного лечения. Ты последовательно выполняешь все предписания врача, прекращаешь саботаж и встаешь с дивана. Иначе я буду считать тебя симулянткой.
Говорила Алла Викторовна четко, короткими фразами, словно формулируя в сознании Лианы пункты программы, ведущей к исцелению. У Реплянко не было оснований подозревать свою пациентку в малодушии. Все понятно: Лиане помогли «сломаться», виртуозно завладев ее сознанием. Только каким образом? В одну секунду такое не происходит, метаморфоз (сегодня ты один, завтра – другой) не бывает. А если они и случаются, то внутри них всегда скрыта какая-то логика: специфические черты личности, особенности развития, близкое окружение. Да, кстати, близкое окружение…
Родные и друзья, по опыту Аллы Викторовны, довольно часто бывали причастны к недугам ее пациентов. Так часто, что Реплянко уже перестала удивляться и выработала определенный подход к ситуации. «Это всего лишь люди», – признавала она и начинала искать ответ на вопрос, как исправить, а не кто сделал. И вот тут получался какой-то замкнутый круг: как ни крути, а все равно приходилось искать того, чьи помыслы – а порой и вполне конкретные действия – запускали процесс уничтожения. Вот и теперь пришлось пойти по тому же пути. Другое дело, что он мог быть намного короче, если бы Лиана не была восточной женщиной, опасающейся рассказывать малознакомому человеку о том, что могло бы бросить тень на ее семью. Поэтому о сложных взаимоотношениях Лианы со свекровью Алла Викторовна узнала не сразу, а только после того, как в один из своих визитов обнаружила на кухонном столе бархатный мешочек, куда тут же не преминула заглянуть. Внутри оказались украшения: жемчужная нитка, уродливые серьги с кабошонами из авантюрина, пара колец с финифтью и еще много чего по мелочи.
– Какая красота! – восхитилась Реплянко и приложила серьгу с мерцающим золотистым камнем к своему уху. – Ну как? Идет?
Лиана поморщилась:
– Они мне вообще не нравятся.
– А мне нравятся. – Алла Викторовна уставилась на нее в ожидании, традиционно заканчивающемся словами «Ну раз нравится, забирайте». И, наверное, Лиана так бы и поступила, не подари ей эти украшения Ануш.
– Я бы вам отдала. Мне не жалко. Только боюсь, свекровь обидится, ее подарок.
– А ты скажи, что потеряла.
– Все сразу? Она не поверит.
– Тогда просто скажи как есть: «Мне не нравится, носить не буду».
– У нас так не принято, Алла Викторовна, – терпеливо объяснила Лиана, очень осторожно прикоснувшись к лежавшему на столе жемчугу.
– Бедные вы люди, – вздохнула Реплянко, не сводя глаз с украшений: такое добро пропадает. – Надумаешь, – раскрыла она рот, собираясь сказать «скажешь», да так и застыла: на секунду ей померещилось, что украшения сдвинулись с места. Алла Викторовна потерла глаза и проводила взглядом еле заметные серые нити, тянувшиеся от них к Лиане. Нитей было так много, что вскоре их поток стал напоминать движущуюся серую ткань.
– Помой-ка руки, – скомандовала Реплянко и сама удивилась тому, как хрипло зазвучал ее голос. И пока пациентка стояла у раковины к ней спиной, Алла Викторовна быстро засунула «шевелящиеся» украшения обратно в мешок, отметив, что те неприятно, неестественно холодны.
