Уговорив Лиану отправиться на кладбище, Алла Викторовна и представить не могла, куда заведет их обеих эта история. Ей казалось, что, предприняв конкретные действия, ее пациентка воспрянет духом и наконец-то почувствует себя в безопасности. Но не тут-то было: неожиданно Лиана стала вести себя как капризный ребенок, то и дело провоцирующий у родителя чувство вины. Одна только ее фраза «А вас я, между прочим, прождала целый день» чего стоила! Иногда Алле Викторовне казалось, что она понимает причины произошедших с пациенткой перемен. Возможно, на самом деле не стоило тащить ее на этот чертов погост. Но ведь и она тоже не может ручаться за то, какое решение подскажет Вселенная. К тому же поездка оказалась весьма полезной: достаточно вспомнить коробку с фотографией, найденной на могиле у Лейлы. Радоваться надо, а у человека в сухом остатке – один только страх.
Алле Викторовне стало отчаянно жаль собственных усилий: работа с Лианой длилась так долго, а результат оказался весьма сомнителен. И еще Реплянко боялась, что история на этом не закончится: ушла одна опухоль, появится другая. И дело не только и не столько в Ануш, сколько в самой Лиане, сроднившейся с мыслью о вечной угрозе, исходящей от свекрови. Страх – плохой советчик, он разрушает человеческую душу, отвлекает от работы над собой, делает безвольным и мстительным. Страх превращает человека в раба. И как бы этот раб ни мечтал о свободе, получив, никогда не знает, что с нею делать. Вот и Лиана незаметно для себя все силы отдавала на то, чтобы прежние ее отношения со свекровью сохраняли свою актуальность, так она по-прежнему могла оставаться жертвой. И эта роль стала ей близкой и понятной, к тому же она давала право мечтать о том, чтобы зло оказалось наказанным, точнее – уничтоженным; только так, думала Лиана, можно окончательно избавиться от болезни. Но Алла Викторовна знала: этот путь – в никуда, поэтому-то с присущей для себя прямотой выпалила: «Не ту дорогу ты выбрала».
Лиана, поперхнувшись очередным всхлипом, недоуменно подняла брови и уставилась на Реплянко.
– Не о том думаешь. «Вернется – не вернется, придет – не придет…» – добавила Алла Викторовна и, помолчав, произнесла: – Тебе простить ее нужно. А не сможешь простить, просто пожалей. Твоя свекровь – несчастная женщина. У нее ведь, кроме сына, никого нет, а у тебя и красота, и молодость, и дети, и Вачик… Разве это справедливо?
После этих слов Лиана уставилась на Реплянко, как на привидение:
– Вы что, всерьез?! Простить?! После того, что было?!
– В том-то и дело. – Алла Викторовна вмиг посуровела лицом. – Кроме меня, свидетелей в этом деле нет. В открытую Ануш не спросишь, скажет, что ты с ума сошла. Отношений тоже не разорвешь, потому что она мать твоего мужа и бабушка твоих детей. Значит, хочешь или не хочешь, а общаться вам все равно придется… Поэтому отпусти ее от себя. Сама ведь держишь… Вроде и рядом ее нет, а ты только о ней и думаешь: а не замыслила ли она опять что-нибудь против тебя?
– А вы бы об этом не думали?! – взвилась Лиана, которой слова Аллы Викторовны показались предательскими.
– Не знаю…
– Да вы просто никогда не были в моей ситуации! – Лиана двинулась на Реплянко, как на врага. – Вас никто со свету не сживал, живой в могиле не хоронил…
– Не преувеличивай, пожалуйста, – поморщилась Алла Викторовна и, расстроенная, потянулась за сумкой, висевшей на дверной ручке приспособленной под гардероб кладовки.
– Стойте! – в отчаянии крикнула Лиана, и на ее крик из детской выбежали Ваганчик и Этери. – Вы не можете так уйти.
– Могу, – очень спокойно сказала Реплянко, сняла сумку и, повернувшись, остолбенела: рядом с Лианой стояли дети.
– Ради них! – Мать вытолкнула их перед собой. – Ради них! Они же ни в чем не виноваты!
– Ни в чем, – согласилась Алла Викторовна и, подмигнув Ваганчику, как старому другу, сказала: – Вот такая, дорогой мой человек, у нас здесь с твоей мамой комедия происходит. К новогоднему представлению готовимся, репетируем…
– И мы репетируем, – вдруг радостно пискнула Этери и, выскользнув из-под цепкой материнской руки, схватившей ее за плечо, понеслась в комнату, откуда незамедлительно вернулась с блестящим, как шлем инопланетянина, никелированным дуршлагом на голове.
– Ого! – Реплянко даже присвистнула.
– Угадайте, кто я! – таинственно предложила Этери и, приложив палец к губам, покосилась на мать с братом.
– Наверное, ты принцесса. – Алла Викторовна неукоснительно соблюдала правила игры, согласно которым угадывать с первого раза категорически запрещалось. (Довольная Этери отрицательно помотала головой.) Нет, подожди, я подумаю… Ты – луна…
– Не-е-ет! – взвизгнула Этери, а потом смутилась и попросила брата: – Скажи сам.
– Она пришелец.
– Инопланетянка? – нарочито изумилась Реплянко и поступила так, словно перед ней стояла ее Лялька: – Дай скафандр померить.
Этери, стащив с головы «инопланетный шлем», нерешительно протянула его странной женщине, которая, вместо того чтобы нацепить его, как хотела, на голову, зачем-то стала вертеть в руках. Впрочем, ничего удивительного! Этот предмет был хорошо знаком Алле Викторовне: дома у нее был точно такой же, без надобности валявшийся в кухонном шкафу.
– Красивый, но бестолковый… Проверено, – проговорила Реплянко, взглянув на Лиану: негласное перемирие состоялось.
– Я тоже им не пользуюсь, – с радостной готовностью ответила та, – дырочки маленькие, вода плохо вытекает, обвариться можно.
– Можно, – эхом отозвалась Алла Викторовна и рассказала Лиане про свой дуршлаг. – Пациентка отдала. Абсолютно новый, прям с этикеткой. Говорит, забирайте, он мне все равно без надобности. Прежние хозяева оставили: то ли забыли, то ли нарочно…
– Нарочно, – тихо проронила Лиана и предложила Реплянко пройти на кухню. – Можете даже не раздеваться, – предупредила она и что-то тихо сказала Ваганчику по-армянски. Дети ушли. – Это я оставила. – Лиана покраснела и опустилась на табурет. – Вы ведь у Юлии были?
– У Юлии, – подтвердила Алла Викторовна. – А ты откуда знаешь?
– Знаю, – вздохнула Лиана и назвала адрес. – Это наша бывшая квартира. Обменялись потом с доплатой на эту. Здесь условия получше, у детей своя комната…
– Надо же, какое совпадение! – ахнула Реплянко, а потом запнулась на полуслове и быстро спросила: – Ануш подарила?
– Ануш, – подтвердила Лиана. – А у меня уже такой был, специально для новой квартиры покупала, в посудном, на углу. А ее дуршлаг брать не хотела, душа не лежала, специально во встроенном шкафу оставила, вроде как забыла. А спросит, думаю, – свой покажу…
– Не спросит, она же свое дело сделала… – с трудом выдавила Алла Викторовна и почувствовала, как воздух вокруг нее словно загустел, отчего перед глазами все поплыло, да и дышать стало трудновато.
– Что с вами? – напугалась Лиана, заметив, как та побледнела.
– Водички дай попить, пожалуйста, – попросила Реплянко, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями. «Вот все и выстроилось, – сообразила она. – Ануш подарила дуршлаг снохе. Не просто так подарила, что-то на нем было: то ли наговорила, то ли водой из-под покойника вымыла. А сноха как почувствовала, оставила его новым хозяевам. У тех жизнь не заладилась (она вспомнила, как чистила квартиру Юлии). Без злого умысла передарили его мне. Я тоже дура, нет бы посмотреть, притащила его домой. Там Маринка с кошкой. Снова в точку: кошка полудохлая. Маринка обожглась. Потом история эта с бешенством… – Алла похолодела. – На смерть было сделано! А я все собрала… И продолжаю собирать! Как по кругу: Лиана, дуршлаг, кошка забежала… Ваганчика исцарапала и бешеная к тому же! Но при чем здесь я? Почему всякий раз мне приходится возвращаться? Чего я не сделала?..»
