По окончании массажа перекочевали на кухню, и там Саша оказалась невольным свидетелем странных игр, происходивших между Нинон и грибоподобным массажистом. Нина Андреевна томно ухмылялась, Вася щурился, в воздухе искрило страстью… «Между ними что-то есть», – догадалась Александра и, разочарованная увиденным, удалилась, оставив их наедине.
Без сомнения, Нина Андреевна обладала властью не только над пациентами, но и над собственным помощником. Власть эта была с примесью женского деспотизма и одновременно сознательного утверждения неравенства между старшим и младшим. Надо ли говорить, что Вася был менее искушенным соперником и периодически путался в навязанных ему ролях то ли сына, то ли любовника. Впрочем, судя по всему, до сексуальных отношений между ними все-таки не дошло. Зато дошло до рукоприкладства, что и понятно: чем выше становился градус спиртного в их разгоряченных перепалкой телах, тем ниже – способность к самоконтролю. Утратив ее окончательно, Нина Андреевна на правах хозяйки, да еще старшей по возрасту, легкомысленно заявила, что совращением малолетних (а Васе, к слову, исполнилось тридцать) не занимается, и вообще – кто же на хромого и низкорослого бросится? Чудак-человек, ведь всем известно, каков поп, таков и приход, а коли поп маленький, то и приход (тут она, разумеется, гнусно хихикнула) и того меньше. Все – в точку, не в бровь, а в глаз, решил Вася, и побагровел, сжав кулаки.
– Ну, ударь, ударь. – Уверенная в собственной безнаказанности, Нинон продолжала играть с огнем, провоцируя своего визави на решительные действия: – Слабо?! – нечаянно приободрила она Васю, и тот метким ударом зарядил ей в переносицу, неожиданно для себя самого высвободившись из-под ее чар, не исключено, что под воздействием спиртного.
Рухнувшая вместе с табуретом Нина Андреевна истошно закричала, призывая на помощь домашних, остервенело предававшихся в этот момент определенного рода утехам. Но ни сын, дошедший до кульминационной точки, ни его возлюбленная на помощь ей не заторопились, потому что, во-первых, были близки к желанному завершению процесса, а во-вторых, в воплях Нинон не услышали ничего из ряда вон выходящего: на крик та переходила довольно часто. В определенном смысле вопли служили косвенным подтверждением, что она в безопасности, ибо срывалась Нина Андреевна исключительно на своих. Один только Блэк, предусмотрительно запертый молодыми на балконе, чтобы не мешал, бросался на стеклянную дверь и истерично лаял, захлебываясь, чем докучал больше соседям, нежели хозяевам, занятым своим делом.
Быстро сообразив, что помощи ждать неоткуда, Нинон бросилась из кухни прочь, Вася – за ней. Возле балконной двери они сцепились не на жизнь, а на смерть, но победа вновь оказалась на стороне Нины Андреевны, каким-то чудом умудрившейся отодвинуть шпингалет и впустить в комнату Блэка, тут же вцепившегося в Васину ногу мертвой хваткой.
– Фас! – вопила Нинон и с остервенением раздирала ногтями все, до чего могла дотянуться: проклюнувшуюся не по возрасту Васину лысину, круглые мясистые уши, упругие щеки, но тот не обращал на это никакого внимания, потому что перед ним стояла одна-единственная задача – оторвать от ноги свирепого пса. В общем, когда Мила и сын Нины Андреевны ворвались-таки в комнату, их глазам предстало душераздирающее зрелище. Кровь алела повсюду. И она, к сожалению, была такой же настоящей, как и наложенные впоследствии на растерзанную Васину ногу швы. Ехать в травмопункт для подтверждения перелома костей носа Нинон отказалась, сославшись на репутацию. Васе же, видимо, терять было нечего, поэтому он пошел туда пешком, пугая прохожих усилившейся хромотой и запекшейся на лице кровью. «Застрелю суку!» – бормотал Вася, и было непонятно, кого он имеет в виду – то ли Нину Андреевну, то ли ее мерзкого кобеля.
После случившегося Нинон выпала из процесса врачевания на пару недель, сделав исключение для одной-единственной Александры. И Саша вновь почувствовала себя счастливой: призвана!
На этот раз дверь ей открыла Мила, обладавшая, несмотря на общую миловидность, довольно грубым голосом.
– Привет, – поздоровалась она с Александрой и поплотнее запахнула драный выцветший халат, по виду напоминавший детский. – Проходи, только не пугайся.
Саша вопросительно посмотрела на Милу, но та ничего объяснять не стала, так как в глубине души считала Александру придурковатой. Просто ничем другим ее присутствие в их доме она объяснить не могла: молодая, красивая, успешная, из хорошей семьи и рядом с этой спивающейся на глазах шарлатанкой. «Дурдом какой-то», – изумлялась Мила, но молча. Боялась, что одно неверно сказанное слово – и ее заставят вернуться к отцу-самодуру, а по ней так лучше в старой исцарапанной ванне мыться, чем в отцовских хоромах по струнке ходить. Мила вообще была девушкой сообразительной, язык за зубами держать умела, а ведь было о чем рассказать! Ну например, о том, что у Ленки, дочери директрисы школы, где, между прочим, ей периодически на дверь указывали якобы за аморальный облик – сифилис на три креста, а у преподавательницы немецкого с иняза – тоже фигура известная – комком глисты в животе, отчего тот ходуном ходит… И сама Нина Андреевна не лыком шита, людей за нос водит и белым халатом прикрывается, при этом никакого медицинского образования у нее нет и в помине, только курсы экстрасенсов при городской ассоциации нетрадиционной медицины. А сынок ее, господи прости, одной ногой на тюремном дворе, всякую дурь продает и сам не брезгует… Даже ей, своей девушке, предлагал, но она, Мила, не дура, годок-другой переждет, пока ее бывшие одноклассницы получат в университетах высшее образование, откроет свое дело и свалит отсюда куда глаза глядят. Не исключено, что вообще за рубеж. К тому времени и любовь ее скукожится, и деньги скопятся, и пойдет она большим кораблем под звонкими парусами навстречу новой жизни, красивой и радостной.
Собственно говоря, на это же рассчитывала и Саша. Но если Мила делала ставку на себя, рассматривая окружающих как расходный материал, то Александра – на Нинон и ее уникальные способности. Мысли о том, что человек – все-таки сам кузнец своего счастья, у Саши, как ни странно, даже не возникало. Вот и сейчас она шла по темному коридору в предвкушении встречи с той, что выведет ее к свету как в прямом, так и в переносном смысле.
Предстала светоносная перед Александрой в довольно экстравагантном образе – в черной маске для сна, скрывавшей ровно половину лица. Видеть это на глазах у хозяйки дома, в котором генеральная уборка проводилась не чаще одного раза в три года, было странно, настолько оно не вязалось с общим укладом жизни Нины Андреевны и ее домочадцев. Согласно заведенному ими порядку, гладить белье считалось нецелесообразным, ибо все равно помнется. Одежду – тем более: надень влажноватую да иди, ляжет как нужно. Пыль протирать – себе дороже. Шерсть собачью с пола собрать – глупость несусветная, все равно нападает. Посему, если в чем и нужно соблюдать чистоту, так это в местах общего пользования – туалет, ванна, кухня. Вот уж где Нинон хлорки не жалела и лила ее так много, что запах стоял на весь дом, напоминая пациентам: их доктор с гигиеной на «ты»!
– Что, Саша, молчишь? – трагически проскрипела Нина Андреевна, не очень-то довольная затянувшейся паузой. Видимо, в глубине души Всемогущая рассчитывала на продолжительные аплодисменты.
