— А каковы потери их роты, подошедшей к батарее?
— Ее рубеж дальше. Если там и есть потери, то небольшие. Главное в том, что нам удалось значительно снизить огневую мощь самураев.
— У них еще три гаубицы, танки, броневики, станковые пулеметы.
— Но уже легче.
— Посмотрим, что будет после авианалета, а ждать его осталось недолго.
— Это да. После налета связь со мной. Если, конечно, она будет функционировать. Повредят японцы линию, отправь посыльного с донесением о потерях. Мне надо знать, сможет ли твоя группа отразить нападение наземных сил противника. Это понятно?
— Так точно!
— Удачи тебе, капитан.
— Взаимно! — Новиков положил трубку на аппарат и услышал характерный звук авиационных двигателей, который быстро усиливался.
На позиции тактической группы надвигалась целая армада вражеских самолетов.
Майор Куроки, ставший свидетелем артподготовки, довольно потирал руки. Он видел через бинокль, как разрывы снарядов накрывали весь район, занятый советско-монгольской тактической группой. В небо поднялся столб черного дыма, за ним второй и третий, куда более плотные. Так горит бронетехника.
Тут вдруг прогремели залпы орудий с противоположного, западного берега реки.
— Что за черт? — выкрикнул майор.
Его заместитель лейтенант Сасаки, тоже смотревший на позиции обороны противника, проговорил:
— Работает вражеская артиллерия.
— Какая артиллерия? Откуда она взялась, по каким целям бьет?
Лейтенант Сасаки перевел бинокль на сопки, за которыми дислоцировалась батарея стопятидесятимиллиметровых гаубиц. Мощная оптика позволяла ему видеть, как за небольшими высотами разрываются снаряды.
— Русские или монголы бьют по батарее капитана Кикути, — сказал он.
— Этого еще не хватало. Как наша разведка могла пропустить наличие артиллерии у тактической группы противника?
Сасаки вздохнул и сказал:
— Скорее всего батарея подчинена командованию советского батальона, руководство ею осуществляется из Хамтая.
Когда огонь прекратился, Куроки повернулся к связисту и приказал:
— Срочно дай мне капитана Кикути!
— Слушаю вас, господин майор, — ответил командир батареи.
— Что у тебя?
— Ничего хорошего. Русская артиллерия, предположительно батарея стодвадцатидвухмиллиметровых гаубиц, обстреляла наши позиции. Мы потеряли пять орудий с расчетами, пункт боепитания.
— Но как русские могли так точно накрыть твою батарею?
— Возможно, их огнем управляли корректировщики.
— Но ты в состоянии вести огонь из уцелевших орудий?
— Извините, господин майор, но я подчиняюсь полковнику Танаке. Только он может решить, что дальше делать моей батарее. Я свяжусь с ним. Думаю, полковник сам доведет до вас свое решение, — проговорил капитан и отключился.
Майор швырнул трубку связисту.
— Скотина! Он, видите ли, подчиняется полковнику.
— И это хорошо, господин майор, — сказал вдруг заместитель.
Командир первой ударной роты взглянул на лейтенанта Сасаки и спросил:
— Что хорошее ты видишь во всем этом?
— По крайней мере, нам не придется отвечать за поражение артиллерийской батареи.
— Да, в этом ты прав, Моку. Этот факт может нас хоть как-то радовать. Как, кстати, и тот, что русские тоже понесли значительные потери. Их санитары носили убитых и раненых десятками. Я сам это видел.
— А ведь русских и монголов еще ждет главный сюрприз.
— Ты о…
Офицеры услышали приближающийся гул самолетов.
— Да, господин майор, — продолжил заместитель. — Я о нашей доблестной авиации, во всем превосходящей русскую. Она на подходе.
Куроки припал к окулярам бинокля.
Над ударной ротой прошли двенадцать бомбардировщиков Kи-30, по три самолета в четырех линиях, прикрываемых сверху и флангов восемью истребителями Kи-43 «Накадзима».
— Хорошо. Сейчас русские и монголы получат все, что заслужили.
Бомбардировщики шли на высоте метров шестьсот на небольшой скорости. Они заходили по фронту, не предпринимая никаких маневров. Пилоты были уверены в своей полной безопасности.
Майор Куроки непроизвольно раскрыл рот, когда из-за реки ударили счетверенные пулеметные зенитные установки «Максим». Массированная стрельба захватила японцев врасплох. Три ведущих бомбардировщика рухнули на землю, так и не дойдя до передовой линии обороны. Ки-30, следовавшие сзади, резко пошли вверх и повернули на север.
Истребители открыли огонь из пулеметов. В траншеях раздались вскрики, но «дегтяри» успели вспороть брюхо двум «Накадзима». Пилоты пытались выброситься с парашютами, но не смогли. Истребители влепились в землю и разлетелись на куски от взрыва топливных баков.
Уцелевшие самолеты вышли из зоны огня и двинулись на север. Японцы в считаные минуты потеряли три бомбардировщика из двенадцати и два истребителя из восьми.
На КНП майора Куроки царило тягостное молчание.
— Летчики не могут так оставить это дело! Полный позор! Откуда у противника взялись зенитные установки? — заявил он.
Заместитель пожал плечами и проговорил:
— Русские обвели наше командование, сумели скрытно сосредоточить за рекой две батареи, гаубичную и зенитную. Но это, господин майор, неудивительно. Все наше внимание было сосредоточено на укрепрайоне у Номана и Хамтая. Мы своими силами не могли провести разведку за рекой. Но авиация возвращается.
На этот раз самолеты шли на высоте в две с лишним тысячи метров. Установки «Максим» теперь не могли достать до них. Заходили они с севера. Девять бомбардировщиков и шесть истребителей приближались к укрепрайону. Было видно, что три бомбардировщика нацелены на дислокацию батареи. По ней они и ударили. Остальные шесть машин сбросили бомбы на Номан и на линии обороны, в том числе на монгольскую роту.
Этот маневр разбил строй японской авиации. Она разделились на три группы, по три бомбардировщика в каждой. Истребители летели выше, стараясь прикрыть все Kи-30.
Куроки возрадовался и заявил:
— Вот это другое дело! Так надо было действовать с самого начала.
Но радость его оказалась преждевременной.
С запада единой группой вышли десять советских истребителей, шесть И-15 и четыре И-16. Они атаковали бомбардировщики, которые находились над западным берегом реки. Советские летчики имели численное превосходство. Они сбили эти три Kи-30, один «Накадзима», а потом набросились на японские самолеты, успевшие собраться вместе.
