— Николая Николаевича? Нет, живой. Я недавно обходил позицию, видел его. А вы к нему?
— Да, поговорить надо.
— Понятно. Мне вас проводить?
— Смотри за обстановкой. Кто знает, сколько продлится тишина.
— Как бы японцы опять не навели на нас бомбардировщики.
— Этого, Ваня, мы с тобой им, к сожалению, запретить не можем. Но думаю, что японское командование предпочтет теперь поберечь свои самолеты. Авиация противника несет большие потери.
— Дай-то бог.
Капитан с удивлением взглянул на взводного и спросил:
— Ты, Иван, верующий, что ли?
— Нет. Извините, как-то случайно, само собой вырвалось. Я убежденный атеист, к тому же кандидат в члены ВКП(б).
— Да ладно, не напрягайся. Я уверен, что каждый боец при артобстреле и авианалете тихонько молился, независимо от того, партийный он или нет. Кстати, как у тебя «неблагонадежные», по мнению батальонного комиссара?
— Это Сергушин и Гусев?
— Да других таких у нас вроде нет.
Лейтенант вздохнул и ответил:
— Теперь с Сергушина не спросишь. Погиб он.
— Как это произошло?
— У меня трое полегли от огня станковых пулеметов, Сергушин среди них. Так что Гусев остался без собеседника.
— А у Сергушина дома осталась жена и дочь. Война, будь она проклята! А ведь это только начало. Ладно, я к Максимову.
— Понял вас.
Командир тактической группы перешел в траншею второго отделения.
Завидев его, сержант Максимов поднялся с ящика из-под патронов, одернул гимнастерку, поправил ремень. Даже в форме сержанта в нем была заметна офицерская выправка и что-то еще, что вызывало уважение. Уверенность и непоколебимость, что ли?
Максимов начал доклад:
— Товарищ капитан!..
Новиков прервал его:
— Да бросьте, товарищ полковник, это я должен докладывать вам.
Максимов улыбнулся, но как-то натянуто, совсем не радостно.
— Я, товарищ капитан, сержант, — заявил он.
— Но ведь были полковником, командовали бригадой.
— Давайте не будем об этом. Вы обходите подразделения?
— Нет, к вам и шел. Где можем присесть?
— Садитесь на ящик, я постою.
Новиков присел, и Максимов тут же почувствовал неудобство. Командир роты вынужден был смотреть на него снизу вверх.
Поэтому разжалованный полковник опустился на корточки и осведомился:
— О чем вы хотели поговорить, товарищ капитан?
— Как вы оцениваете действия тактической группы? — спросил Новиков.
— А моя оценка имеет для вас значение?
— Имеет, причем весьма немалое.
— Ну что ж, вы умело, грамотно командуете группой. В сложившейся обстановке было невозможно действовать как-то по-другому. Вы никак не смогли бы избежать потерь боевой техники. Должен сказать, что сыграл свою роль и фактор везения. Да-да, это удача, что японцы стянули для наступления всего две ударные роты, потому что наши подразделения лишены возможности глубокого маневра, а главное — отхода на безопасное расстояние. Плацдарм упирается в реку. Мне непонятно, почему командование корпуса не перенесло рубежи обороны за Халхин-Гол.
— Тогда бой приобрел бы затяжной характер, а у японцев преимущество в авиации.
Бывший полковник усмехнулся и проговорил:
— А разве мясорубка, что ждет нас впереди, лучше позиционных боев? В последнем случае хоть мы людей сохранили бы. А японская авиация работает не так уж и эффективно, как это представлялось нам ранее. Да и у нас есть самолеты.
Новиков посмотрел на Максимова и спросил:
— Почему, Николай Николаевич, вы сказали, что нас ждет мясорубка?
Тот вздохнул и произнес:
— А вы, капитан, считаете, что японцы так и будут тупо атаковать районы нашей обороны теми силами, которые у них есть сейчас? Неужели их командование не поймет, что еще две-три такие атаки, и они потеряют свои ударные роты и здесь, и тем более в районе Хамтая?
— Думаете, они подведут дополнительные силы?
— Японцы скорей всего уже это делают.
— Что, по вашему мнению, они предпримут?
— В ближайшее время — ничего масштабного. Хотя не исключено, что попытаются провести вторую атаку, дабы ослабить оборону нашей тактической группы.
— Полковник Танака, который командует ударными ротами, бросит их в пекло?
— Если сочтет, что это нанесет нам ощутимый урон, то так и поступит. Это несомненно.
— А почему японцы обрушились именно на Номан и Хамтай?
— Это вам лучше знать. Я не имею данных разведки.
Капитан чуть подумал, глянул, нет ли рядом посторонних ушей, и тихо проговорил:
— Насколько я понимаю, в штабе корпуса есть разные мнения на этот счет. Кто-то полагает, что это отвлекающий маневр. Удар во фланг должен заставить наше командование перебросить войска на юг. Другие считают, что японцы готовят главный удар именно здесь, хотят окружить всю советско-монгольскую группировку. Что скажете вы?
Максимов достал кисет и спросил:
— Разрешите, товарищ капитан?
Новиков предложил ему папиросу.
— О, давно фабричными не баловался, благодарю. — Сержант закурил. — Что считаю я, капитан? Я бы рассматривал действия японцев на данном направлении как подготовку одного из главных ударов. Конечно, даже частично окружить наши и монгольские войска им не удастся, силенок не хватит, а вот вцепиться в группировку с фланга, это вполне реально. Проводить же здесь отвлекающий маневр, с моей точки зрения, совершенно бессмысленно.
— Значит, японцы приложат все усилия, чтобы уничтожить нас?
— А как без этого они выйдут на западный берег?
— Тоже верно. Это совсем не радует.
Максимов довольно быстро выкурил папиросу, аккуратно затушил окурок, вжав его в песок, и сказал:
— К сожалению, от нас с вами, капитан, да и от командира батальона здесь зависит не так уж и многое. Я не знаю, как долго мы сможем сдерживать противника, какие потери понесут японцы, пытаясь сломить оборону батальона.
— Так это что получается? Японское командование обрекло на смерть тех своих людей, которые прежде нападали на ближайшие пограничные заставы, а сегодня атакуют нас?
Максимов улыбнулся, на этот раз по-иному, не грустно, и произнес:
— Насчет японцев не скажу, а вот мы без помощи не останемся. Если с востока идут новые силы противника для прорыва, то и в штабе нашего корпуса наверняка принимаются соответствующие меры. Поэтому нам надо держаться, капитан.
