— Это-то мне и непонятно.
Новиков взглянул на красноармейца Иванова и приказал:
— Будь в траншее у КНП!
— Слушаюсь! — заявил тот и вышел из блиндажа.
Танки встали на рубеже огня прямой наводкой и начали стрелять по позициям советско-монгольской тактической группы. Вышел из-за сопок Т-26, ударил из пушки и убрался обратно. В первой линии японских танков загорелся «Чи-Ха». БА-10 выстрелил из капонира, и его башня, выступавшая над укрытием, тут же разлетелась на куски.
Отстрелявшись, танки продвинулись еще на сто метров и перестроились. Теперь вся японская техника наступала двумя линиями по шесть машин, причем «Оцу» в основном находились во второй из них.
Из-за укрытия вновь появился Т-26, выстрелил и отошел. На этот раз снаряд не попал в цель. Впрочем, и японцы не успели дать по нему ответный залп. Лишь станковые пулеметы с господствующих высот обстреляли сопку, ближнюю к КНП, но никого не задели.
В ходе обстрела никто не заметил, как над укрепрайоном на большой высоте прошли два советских истребителя И-16. Они никого не атаковали. Пилоты проводили воздушную разведку, узнали все, что им требовалось, и быстро убрались на запад.
Две линии японских боевых машин пошли на укрепрайон.
По траншее пролетели команды:
— Приготовить противотанковые гранаты!
Появились подрывники, среди них сержант Максимов. Бывший полковник сам назначил себя смертником. У этих отчаянных ребят, которые готовились выйти на танки с ручными гранатами, шансов выжить практически не было.
Открыли огонь пулеметы ПД. Им удалось отсечь пехоту от второй линии танков, положить не менее взвода японцев. В ответ с сопок ударили станковые пулеметы противника.
Новиков на КНП взглянул на часы, на старшего политрука и проговорил:
— Ну что, Юра, прошло семнадцать минут, а комбат просил десять-пятнадцать. Мы продержались дольше. Видимо, что-то у Филатова не сошлось. Придется принять последний бой.
Политрук ответил спокойно:
— Что ж, последний так последний. Вместе пойдем?
— Вместе, Юра, и умирать веселей!
— Нашел тоже веселье.
Офицеры извлекли из кобур ТТ, приготовились к бою, собрались на выход и тут услышали нарастающий гул. Это работали моторы самолетов, но звук был какой-то странный, незнакомый.
Старший политрук выбежал в траншею, взглянул в небо.
— Ух, ты!
— Что, Юра?
— Гляди, наши бомбардировщики объявились!
Новиков подошел к политруку и увидел в небе, на высоте метров в пятьсот советские бомбардировщики с двумя двигателями на крыльях, АНТ-40. Эти самолеты имели по четыре пулемета ШКАС. Но главное состояло в том, что они несли в отсеках по шесть стокилограммовых бомб и развивали довольно высокую скорость — до четырехсот пятидесяти километров в час.
Советские бомбардировщики шли в две линии, по три в каждой. Их сопровождали пять истребителей И-16, которые ударили из пулеметов по господствующим высотам и сбили с них японцев.
АНТ начали класть бомбы в цели. Пять «Чи-Ха» были уничтожены почти одновременно. Вторую линию бомбардировщикам с первого раза зацепить не удалось. Они отвернули на восток, тут же возвратились и со второго захода уничтожили всю японскую бронетехнику. После этого крепкий удар был нанесен по остаткам артиллерийской батареи.
Усиленная ударная рота майора Куроки перестала существовать за считаные минуты. Сам он с заместителем, помощником и связистом остались в живых. Но надолго ли?
Куроки понял, что произошла катастрофа и приказал связисту соединить его с полковником Танаки.
Он думал, что линия повреждена, но командир батальона ответил глухим голосом:
— Слушаю тебя, майор!
— Господин полковник, операция провалилась.
— Что? — заорал командир батальона.
— Русские применили двухмоторные бомбардировщики. Два звена под прикрытием И-16. Уничтожена вся бронетехника и остатки артиллерийской батареи. Пехота рассеяна, огневые позиции станковых пулеметов уничтожены огнем истребителей. У меня огромные потери, солдаты бегут, резервов не осталось. Прошу разрешить отход.
Танака тихо проговорил:
— Единственное, что я не могу тебе запретить, это умереть так, как подобает самураю. Ты идиот, майор! Я проклинаю тот день, когда простил тебе потерю отряда, решил, что ты все поймешь и искупишь вину.
— Но при чем здесь я, господин полковник?
— Все! Мне больше не о чем с тобой разговаривать.
Куроки вдруг нервно рассмеялся и произнес:
— Вы ждете, что я сделаю харакири? Я не буду спешить с этим, подожду немного, господин полковник, пока вы не вспорете себе живот своим кинжалом. Ведь генерал-майор Кимура не простит вам поражения.
Полковник ничего на это не ответил и отключился.
Связист принял трубку, взглянул на командира роты и спросил:
— Извините, господин майор, что мы теперь будем делать?
С этим же самым немым вопросом в глазах на него смотрел и лейтенант Сасаки, и рядовой второго класса Юко Ясида.
— Что делать? — переспросил майор. — Уходить отсюда! — Куроки обернулся к солдату и приказал: — Бегом к машине, заводи, мы сейчас подойдем.
— А как же подразделение охранения? — спросил Сасаки.
Куроки ухмыльнулся и ответил:
— Если у тебя есть желание дождаться русских и поговорить с ними, то оставайся тут.
— Но бросить солдат?..
— Я же сказал, хочешь, оставайся.
— В штабе нас ждет трибунал.
— А кто сказал, что мы поедем в штаб или на объект двадцать два? Если уходить, то совсем.
— В Корею?
— Отставить вопросы! Чего стоишь? — закричал он на Юко. — Быстро в машину.
Майор Куроки явно торопился убраться отсюда, что немедленно и сделал.
Сержанты, оставшиеся в живых, смогли собрать за сопками солдат числом в два взвода, при них оказался расчет станкового пулемета. Советская авиация к этому времени ушла на северо-запад. Русские и монголы тоже понесли большие потери. Соотношение сил вроде бы позволяло продолжить бой. Да, бессмысленный, губительный для обеих сторон, но сохранявший честь мундира.
Лейтенант Энджар, принявший командование над уцелевшими солдатами, решил, что лучше смерть в бою, чем позорное бегство. Он был готов последними силами атаковать рубежи обороны тактической группы противника.
Красноармейцы с передовых позиций увидели, как из-за сопки вышли японцы. Они подняли на высоту станковый пулемет.
Капитан Новиков тут же узнал об этом и заявил:
