— Вот, значит, как? Самураи решили умереть с оружием в руках? Что ж, это похвально.
Старший политрук с недоумением взглянул на него и сказал:
— Что похвально, капитан? У нас осталось солдат на пару взводов. Это вместе с монголами.
— Пулеметный взвод к бою! Первому расчету уничтожить огневую позицию станкового пулемета противника, второму вести огонь по пехоте.
Старший политрук вздохнул и произнес:
— Но у нас нет пулеметного взвода. Два бойца из второго расчета живы, но сам пулемет поврежден. У стрелков нет патронов.
Новиков повернулся к связисту и приказал:
— Связь мне с монголами!
Ответил старший лейтенант Шагаев:
— Да, командир?
— Сколько «дегтярей» у вас осталось?
— Два, у них по половине диска. У солдат по два-три патрона на винтовку.
— Где Гандориг?
— Погиб.
— Его заместитель?
— Погиб. Рота потеряла две трети своего состава.
— Черт! Японцев видишь, старший лейтенант?
— Вижу. Выходят на последний бой.
— У них станковый пулемет.
— Не думаю, что расчет имеет достаточный боезапас, чтобы в полной мере поддержать пехоту. Надо заставить его отстрелять ленту, потом выйти и схлестнуться с самураями в рукопашной!
— И это после того, как мы выстояли?
— Если ты можешь предложить что-то другое, то приказывай.
— Ладно. Огонь из «дегтярей» по станковому пулемету! Бойцам приготовить гранаты, быть в готовности вступить в рукопашный бой.
— Слушаюсь, командир!
Но не случилось этого последнего рукопашного боя, страшного и кровавого. Станковый пулемет только открыл огонь, как вершина сопки содрогнулась от разрыва снаряда. Следом прогремели второй и третий.
Новиков поднял бинокль, глянул на юг и увидел три танка Т-26. Они встали на боевом рубеже и обстреливали высоту. Открыли огонь по пехоте из пулеметов и три бронеавтомобиля БА-10. Дали залпы из винтовок солдаты советской и монгольской рот. Наступавшие японцы попали в огненный капкан и гибли один за другим.
Вскоре танки и броневики прекратили огонь. С головного Т-26 Новикову был передан такой же сигнал. Капитан приказал своим бойцам это сделать, хотя и не понимал, почему поступило такое странное распоряжение и кто его отдал.
Но все объяснилось быстро. С юга из-за танков на простор вылетела монгольская конница. Это был целый полк, никак не меньше. Кавалеристы быстро порубили японцев и пошли в сторону заставы Холар.
А на КНП роты зашел командир батальона майор Филатов.
— Приветствую тебя, капитан! — сказал он.
— Александр Андреевич? — удивился ротный.
— Странный вопрос. Ты плохо видишь, кто перед тобой?
— Нет, но это так неожиданно.
— Все идет по плану, ребята.
— Что? По плану? — воскликнул старший политрук. — Значит, в Хамтае знали, что против нас выходят дополнительные силы японцев?
Майор снял фуражку, присел на стул и осведомился:
— Ты, Семенов, считаешь, что мы специально подставили вашу тактическую группу под удар крупных сил японцев?
— Но как мне считать по-другому?
— Придется объяснить. Из штаба корпуса поступила информация о том, что из бригады генерала Кимура в район бывших застав Номанского погранотряда перебрасываются танковая рота, отдельный взвод и гаубичная батарея. Однако мы не знали, какую задачу имеет эта группировка. Все стало ясно, когда усиление осталось у Куроки. Я отправлял посыльных, хотел предупредить вас об опасности. Видимо, они не смогли дойти. Потом я перебросил на западный берег батареи.
— Дошел ваш посыльный уже после начала атаки и передал приказ продержаться десять-пятнадцать минут.
— Понятно. Это второй был. Значит, первый не дошел. Я рассчитывал, что наша артиллерия и зенитные установки, расположенные за рекой, сумеют остановить наступление противника, связывался с авиаполком… Впрочем, почему я оправдываюсь? Наш батальон сделал все, чтобы помочь вам. А передислоцировать силы, выделить в поддержку танки, бронемашины и пехоту я не мог. Слишком быстро японцы перешли в наступление. Сняв дополнительные силы с Хамтая, я оголил бы основной район обороны, против которого с восточного направления выдвигалась японская пехотная бригада в полном составе. А это вам не рота и не батарея.
— Командование японской бригады изменило свои планы и остановило продвижение соединения? — спросил старший политрук.
— Да. Во многом благодаря героической обороне вашей тактической группы, а также более чем эффективному и неожиданному для противника применению бомбардировщиков АНТ-40. Впрочем, о них я узнал поздно, перед тем как отправил к вам второго посыльного. Переброска этих самолетов проходила в режиме секретности, но обстановка сложилась так, что пришлось вводить их в бой практически по прибытии на аэродром. Еще подошла монгольская кавалерия. Все это в совокупности сорвало план японцев провести операцию по охвату основных сил корпуса. Для вас же война пока закончилась. Но вам предстоит самая тяжелая работа. Надо собрать всех погибших. В штабе корпуса решат, что делать с телами.
— А что с ними делать? — спросил старший политрук. — Похоронить с воинскими почестями.
— Это проще всего. В штабе рассматривают вопрос о доставке тел в Союз, но скорее всего от этого откажутся. Я с охранением сейчас проеду в Холар, посмотрю, что там, и к ужину вернусь. Начальник штаба батальона капитан Сагидов и батальонный комиссар Ефремов будут здесь через час-полтора. Они вам помогут.
— А без батальонного комиссара мы не обошлись бы? — спросил Новиков.
— Он должен составить список офицеров, сержантов, красноармейцев, которых ты, капитан, и командир монгольской роты считаете нужным наградить.
— Капитан Гандориг погиб. Значит, представление будет составлять батальонный комиссар?
— Это его работа.
— Интересно. А сержанта, в прошлом полковника и командира бригады Максимова, а также погибшего красноармейца Сергушина, которых считали чуть ли не врагами народа, комиссар представит к наградам?
— По Максимову подробности мне неизвестны, но он восстановлен в звании и в должности. Это значит, что с него сняты все обвинения. А по Сергушину, если комиссар будет против, представление подпишу я. Еще вопросы есть?
— Максимов знает, что он реабилитирован?
— Нет, но я лично сообщу ему об этом. Он уже сегодня должен убыть в штаб корпуса, назначен командиром одной из бригад, кстати, с присвоением звания комбрига.
— Вот как получается! Я полковником командовал.
— Всякое в жизни бывает.
