— Не смотри, — попросил он, снимая рубашку.
— Почему?
— Я слишком худой.
— Чушь, — заявила я. — Мне нравятся худые.
Улегшись на спину, я подглядывала за ним через полузакрытые глаза, притворяясь, что не смотрю. Он действительно был очень худенький. Наконец Норман лег в кровать рядом со мной. Мне было приятно смотреть на его потрясающее лицо, особенно сейчас, когда он замолчал. Я пробежалась рукой у него по животу, но он отпрянул, заявив, что боится щекотки. Не медля ни секунды, я наклонилась, нащупала член и начала нежно сжимать его. Но через несколько секунд Норман отстранил мою руку, предупредив, что он кончит, если я не перестану, и тогда я взяла его ладонь и приложила себе к низу живота. Его пальцы начали осторожно двигаться вверх-вниз, и я быстро возбудилась.
— Ты готова? — прошептал он.
Я кивнула с закрытыми глазами.
Его кости больно впивались в мои бедра. Кончил он очень быстро, долго и жадно глотал воздух, а после начал страстно целовать меня. Несколько минут спустя мы начали снова. На этот раз все продолжалось дольше, хотя поза осталась прежней. Затем наши тела разделились, и я сделала ему минет. Он чуть не сошел с ума от наслаждения и, видимо, совершенно вымотался, потому что почти сразу уснул. Теперь, когда все было кончено, я лежала рядом с Норманом, разглядывая его лицо, и думала, что больше не буду спать с ним. Он наверняка оскорбится, назовет меня распутной, но так будет лучше. Он наверняка наскучит мне, как только я привыкну к его фиалковым глазам. Правильнее мягко оттолкнуть паренька.
На следующий день я переговорила с Джейсоном и устроила Нормана швейцаром на выходные. В этой работе не было ничего особенного — следить, чтобы никто не заходил без билета, — но, по меркам Нормана, она была дико крутой. По крайней мере, так он мне сказал, когда я ему позвонила с известием. Он был в восторге от моего авторитета и без конца повторял, какая я крутая. Знал бы он, какова я на самом деле.
* * *
Тео собрался лететь в Штаты и позвонил мне, чтобы я проводила его до аэропорта.
— А это обязательно? — с неудовольствием спросила я. — Может, возьмешь кого-нибудь из тех новых друзей, которых ты нанял?
Мне и правда не хотелось ехать. Тео заявил, что вышвырнул из жизни всех друзей, кроме своего шофера. Как он объяснил, они его раздражали.
— Дело лишь в том, что я боюсь летать, и мне нужен человек, с которым можно поговорить перед вылетом.
— А как же шофер? — спросила я. — Ты можешь сказать ему все, что хочешь, разве нет?
— Не могу! — раздраженно ответил Тео. — Он меня не слушает.
— Вообще-то мне слегка некогда, — протянула я.
— Если не хочешь, то это другое дело, — обиделся Тео. — Я тебя не заставляю.
— Ладно, — сказала я. — Не могу же я отпускать тебя в растрепанных чувствах. Когда нужно быть у тебя?
— Сейчас, — буркнул он, все еще немного обиженно.
Итак, я поехала к Тео. Он вытащил из шкафов столько вещей, что хоть устраивай показ мод. Мне пришлось разбираться и с этим. Я уговорила его бросить восемьдесят процентов одежды и упаковала остальное. Тео уезжал всего на две недели. Он заставил меня проверить и перепроверить его коробку с таблетками, убедившись, что на каждый возможный случай там присутствуют нужные таблетки в правильных пропорциях.
— Понимаешь, — объяснял он, — мне необходимо очень крепко стоять на ногах в ментальном смысле, поэтому проверь аптечку еще раз, ладно?
Я дала ему немного транквилизаторов, хотя он их уже принял. Когда вкатила вторая порция, Тео совсем размяк. Вскоре мы были готовы к отъезду и позвонили Робину, на статус шофера которого указывала лишь фуражка — сам он был одет в грязную джинсу. Я велела ему занести сумки в машину. Робин весьма неприветливо и без единого слова подхватил чемоданы и зашагал наружу с извечно мрачным видом.
Мы с Тео вальяжно разместились на заднем сиденье «бентли», за рулем которого сидел молчаливый Робин, и выехали. Из стереоколонок в задней части машины гремели звуки ситара, и мы плыли в огромном автомобиле, точно на дурацком лайнере. Тео разложил столик для пикника и принялся крутить косяки.
— Надо израсходовать весь гашиш, пока я не вошел в самолет, — пояснил он.
— Но нас же не задержат, так ведь?
Он сделал кучу самокруток, но гашиш никак не кончался.
— Почему же ты не оставил его дома? — спросила я.
— Кому? Этим червям?
— Никого у тебя там нет, Теодор, ты их всех вышвырнул, помнишь?
— Да, но они все еще рядом, разве ты не видишь? Они точно мыши — пролезают ко мне в дом и грызут мои вещи. Стоит только отвлечься, они грызут мою травку.
— Но у тебя остался только Робин, — вновь напомнила я.
Тео выложил перед собой косяки, приговаривая:
— Я ничего ему не оставлю. Он спер у меня усилки, пока я сидел на «скорости». — Он наклонился вперед и заорал: — И чтобы никаких тусовок с твоими грязными дружками, пока меня не будет! Ты меня понял?
В ответ донеслось только утробное бормотание Робина. Я спросила Тео, как успехи со сценарием. В последний раз, когда мы виделись, он ждал ответа со студии.
— Его приняли? — спросила я.
— Случилось кое-что получше, — заявил Тео.
Мне стало любопытно, что же могло такого случиться. Когда киностудия соглашается работать со сценарием полнометражного фильма, написанного молодым автором, то куда уж лучше.
— Рассказывай, — потребовала я.
— Они передали мне права. Я буду заниматься фильмом после возвращения из Америки.
Я достаточно хорошо знала Тео, чтобы понимать, чем это грозит. Он никогда не забрасывал проекты и не отказывался от них. Когда у него ничего не получалось, Тео мысленно перекладывал неудавшийся проект в ячейку зависших идей. Значит, все эти недели на «скорости», агония доработок и переделок, вся эта суматоха прошли впустую. Впрочем, ему хорошо платили.
— Что именно ты будешь делать в Америке, Тео? — поинтересовалась я, когда он передал мне первый косяк и начал прикуривать следующий.
— Я еду туда, чтобы оборудовать свою подлодку. А потом направлю предложение во все студии и посмотрю, кто даст мне лучшие условия. Они наверняка захотят воспользоваться субмариной.
Я надеялась, что так и будет. Мне представилась нерадостная картина, как Тео носится со своим проектом по голливудским студиям, подстегиваемый таблетками, собственным эго и мифической репутацией. Тео докурил первый косяк; оставалось еще три. Он сунул руку в карман и извлек оттуда маленькую бутылочку с таблетками, о которых я и не подозревала.
— Запасные «мэнди», — пояснил он и забросил в рот две пилюли. — Во время полета я чувствую себя ужасно, и приходится принимать снотворное, чтобы вырубиться. Эти подействуют прямо перед взлетом.
