– Потому что я устала смотреть, как ты сходишь с ума! Ты же любишь её! Зачем тогда хочешь всё разрушить?! – серо-стальные глаза сестры переполняло такое искреннее детское непонимание, что гнев отступил.
Ну конечно, она хотела как лучше. Только не соображала, что любовь до гроба не строится на фундаменте из предательства, компроматов и лжи.
– Я думал, ты собираешься поступать на театральный… А поступила как дура! – прокашлялся, открывая железную дверь.
– Знаешь, что, Феликс?! Ты слабак! Слабак, который не видит дальше своего носа! Вы нужны друг другу! На Злату смотреть страшно: лицо бледное, щёки впали… – верещала она, следуя за мной по пятам.
– Не ори, пожалуйста, на весь подъезд! На нас с Эдом и так почему-то все косятся.
– Наверное, думают, что вы геи.
Я закатил глаза, открывая дверь своим ключом. Временами она вела себя просто невыносимо. На наши крики из комнаты вышел Эдик. В спортивных штанах на босу ногу. Без футболки. Друг прислонился к дверному косяку, хмуро сведя брови на переносице. Окинув сестру влажным взглядом, он неловко взъерошил волосы.
– Я реально была о тебе лучшего мнения, братишка!
– Она меня предала. Разговор окончен!
– Ты целый месяц запугивал ее и шантажировал! Неужели не помнишь?!
– Можно потише, мы не на базаре! – сухо попросил Эд, самым откровенным образом разглядывая Ангелину.
– А тебя вообще никто не спрашивал! Что уставился?!
Брови друга поползли наверх, кадык напрягся.
– Ты не просто ограниченная и капризная мажорка, но ещё и форменная хамка. Можете продолжать собачиться в подъезде. У меня в квартире этого делать не позволю!
– Слышала, что он сказал? Лучше иди. Я не в настроении, обломала весь кайф…
Полные губки Лины дернулись, а затем и вовсе задрожали. Несмотря на то, что на её лице появилась гримаса свирепой ярости, я знал – сестренка в шаге от того, чтобы не разрыдаться в голос.
– Как-как ты меня назвал?! – нахмурилась она, перекидывая блестящие золотисто-ореховые волосы через плечо.
– Провалы в памяти? – пренебрежительно хмыкнул Эд.
– Ограниченной мажоркой?! Хамкой?! А что видел ты в своей никчемной жизни, кроме машинного масла и колёс?! Ну-ка, расскажи?!
Эд приставил ногу, хватая Лину за плечи. Девушка ахнула, приоткрывая рот. Друг просто стоял и молчал, глядя на неё с таким фанатичным осуждением, что я присвистнул.
– Ребят, у меня не осталось сил отмывать кровь от пола. Да отпусти ты ее, придурок! – заорал я, оттаскивая пигалицу с перекошенным от ярости лицом к двери.
Эд продолжал расправляться с ней глазами. Только на этот раз мне совсем не понравился способ, который он выбрал… Ангелина вылетела за дверь, предварительно выставив оба средних пальца вверх.
– Механик идиотский! А ты никакой не Железный! Ты Мягков! Самый настоящий Мягков!
Я покачал головой, направляясь к окну. Выдохнул только когда удостоверился, что сестра села в такси. Эдик расхаживал по кухне из стороны в сторону, скалясь, как оголодавший людоед.
– Какого хера ты на неё так смотрел? – глухо поинтересовался, открывая бутылку пива зубами.
– Ну, здрасьте! – вены на шее друга вздулись.
– Забор покрасьте! – злобно парировал в ответ. – Я всё понимаю, она мёртвого доведет, только впредь веди себя повежливее. У Лины жуткий характер, но в душе она очень добрая.
– В гробу я видел такую доброту! – плотоядно облизнулся хозяин квартиры.
– Она ведь тебе сразу понравилась. Признайся?
– Не мне. Ему, – друг указал большим пальцем в сторону паха. – Но ты можешь не беспокоиться – я не связываюсь с такими девчатами…
Меня вновь покоробило озабоченное выражение, которое проступило на его лице, но сил спорить не осталось.
– …И, Феликс, я хотел с тобой очень серьезно поговорить…
– В чем дело? – устало пробурчал, морщась от запаха пивных дрожжей, который ударил в ноздри.
– Я уезжаю, – спокойно выдал Эд, барабаня пальцами по столу.
– Что? – удивленно свел брови на переносице, стараясь переварить полученную информацию.
– Через пару недель. Осталось решить кое-какие вопросы с документами, и прощай, Москва!
– И куда ты собрался? Надолго?
Эдик загадочно прищурился, взъерошив пальцами жесткий армейский «ежик».
– Пожар в автосервисе открыл глаза на многие вещи. В голове давно созрела пара бизнес идей. Настало время приступить к их реализации. Придётся уехать на время… – пространно ответил друг, обводя задумчивым взглядом небольшое кухонное пространство.
– Но ты вернешься в Москву?
– Только если удастся реализовать задуманное. А еще, как только обустроюсь на новом месте, обязательно позову тебя в гости, – Эд подмигнул и, последовав моему примеру, вскрыл зубами бутылку.
Я испытал разочарование. Зыбкое ощущение, что ноги увядают в тягучей болотной жиже, усиливалось. Единственный друг и тот совсем скоро исчезнет из моей жизни. За эти два месяца под одной крышей мы сблизились. В отличие от прежних моих дружков, Эдик оказался человеком слова и дела. Я доверял ему как себе.
– В таком случае удачи, мужик. Я верю – ты порвешь там всех!
– Спасибо, брат! А ты заканчивай хандрить. И хоть я на дух не переношу твою сестру, в одном она права – вам со Златой следует помириться, – хозяин квартиры внимательно посмотрел мне в глаза.
Я поморщился.
– Ничего не выйдет. Кто знает, какого еще дерьма про меня накопала редакция «Новокузнецкой правды»? – поджал нижнюю губу, испытывая досаду.
– Дай девчонке хотя бы шанс загладить свою вину… – друг нахмурил лоб, отчего между бровями у него залегли две тонкие морщины.
– У нее был шанс во всем признаться, но она предпочла промолчать! – гавкнул, вливая в себя остатки пива.
Как бы ни пытался, не смог найти в себе сил простить её. Да, сука, я с самого начала вёл себя как конченый идиот, но я жаждал её любви. Жаждал чистой, прозрачной, ничем не запятнанной любви. Мне казалось, она – та, кто способен вытянуть из зыбкой трясины на божий свет даже самую пропащую душу. Рядом с ней хотелось раз и навсегда. До гроба. Моя драгоценная, золотая девочка, как жестоко я ошибался…
– Ох, Феликс… Ты еще пожалеешь об этом.
– Я и так жалею с утра до вечера! Слишком сильно идеализировал… И вот что из этого вышло…
Эд устало покачал головой.
– Ангелов не существует… – пробормотал он сквозь зубы. – Всем свойственно ошибаться. Видимо, тебе следует немного повзрослеть, чтобы понять эту простую истину. И, Феликс…
– Что еще?
