– Лиз, ты вступаешь на опасную почву, – взгляд Дэниэла Нормана поледенел, в уголках губ застыла холодная жесткая непреклонность.
– Ты так же избегаешь болезненной темы, как и Кристина. Прятать голову в песок – не лучший выход. От меня не зачем скрываться. Я знаю о тебе самое худшее.
– Ты ничего обо мне не знаешь, – резко ответил Дэниэл, опрокидывая в желудок стопку водки, смешанную с пеплом от сигареты. – Считаешь меня злодеем?
– Нет. Глупцом, упрямым испорченным мальчишкой, который слишком поздно начал взрослеть, – Лиза улыбнулась мягко и понимающе, как мать. Он часто вспоминал о матери. Она умерла слишком рано, а отец горевал недолго и выбрал полную ее противоположность. Дэниэл был уверен, что его святой отец начал изменять матери задолго до её смерти. Она чувствовала, что теряет мужа и опустила руки. Алисия Норман могла прожить дольше, если бы боролась со своей болезнью. Но она сдалась… и проиграла. Много лет Дэниэл винил в смерти матери отца и его любовницу. Дэн никогда не был влюблен в Викторию. Он ее ненавидел.
– Так почему ты не любишь говорить о Виктории Норман? Все еще болит? – в лоб спросила Лиза. И снова лицо Дэниэла исказилось, но он сдержал гнев.
– Нет, – ответил он, бросив быстрый взгляд на Кристину. Их разделяло несколько столов, и все же он слышал, как она рассмеялась. Почему он никогда не слышал ее смеха?
Лиза проследила за его взглядом, и отразившейся в ней печали.
– Значит, чувство вины? Воспоминания о Виктории несут с собой другие воспоминания? Ты хотел наказать ее, а наказал себя.
– Дело не только в мести и ненависти, Лиз. Все сложнее. Жестокость во мне. Она была всегда. И до Виктории. Я не был невинным и чистым юношей, соблазненным коварной распутной мачехой. Скорее, наоборот. В Нью-Йорке, во время учебы, я жил у Мэд и Роба. Она провела меня по всем местам, где прославляют и ублажают, а не осуждают человеческие пороки. Бордели, казино, ночные клубы, разнузданные вечеринки, оргии и легкие наркотики. В двадцать два года я был так испорчен, что даже Вике удивить меня было нечем. Я презирал ее, хотел растоптать, открыть глаза отцу на женщину, которую он притащил в нашу семью. Сейчас я бы выбрал совсем другой метод.
– Ты сожалеешь?
– Глупый вопрос, Лиз. Так почему тебе не нравится Вуд? – вернулся Норман к заданному несколько минут назад вопросу.
– Сложно объяснить, – задумчиво проговорила она. – Он – идеален, а меня пугают идеальные люди. Вуд – красивый и умный мужчина. Но слишком благороден. В нем есть что-то рыцарское. С таким любая женщина почувствует себя, как за каменной стеной. Он мог бы сделать Кристину счастливой. Я должна бы помочь ей, подтолкнуть ее, но не могу. Здесь… Я.... – в глазах женщины отразилась тревога и боль, губы скривила усмешка. – Я потеряю ее, если она будет с ним. Он не поймет нашей дружбы. Я эгоистка. Для нее это и есть долгожданный выход, освобождение от боли, но я слишком люблю ее, чтобы отпустить. Ужасно, да?
– Нет. Я бы чувствовал что-то подобное на твоем месте, – признался Дэниэл, пронзительно глядя на Лизу. В его синих глазах что-то мелькнуло и погасло, и Озерова не успела понять смысл.
– Ты тоже можешь быть опасен, – неожиданно выпалила Лиза, окинув его долгим изучающим взглядом. – Чувство вины иногда можно спутать с любовью. И ты тоже красив, но иначе. В тебе есть что-то жесткое, даже пугающее, но, разбойники также возбуждают воображение женщин, как и благородные рыцари. Но между вами стена, которую не перейти, и никакое время это не изменит.
– Я польщен. Ты считаешь меня красивым? – Дэниэл откинулся на спинку кресла и затянулся сигаретой, ослепительно улыбаясь. – А так я менее жесткий и пугающий?
– Прекрати, – хохотнула Лиза. – Как ребенок, ей Богу. Как поживает твоя ревнивая подружка?
– Ждет меня в моей же квартире. Чую, что без истерики опять не обойтись, – небрежно бросил Дэниэл.
– Взял бы ее с собой и развеял сомнения несчастной.
– Нет. Ни за что, – серьезно сказал Дэниэл, сделав грозное лицо.
– Почему?
– Отобьешь!
– Дурак, – шикнула на него Лиза. – У меня есть подруга.
– Но она не одна, – заметил Дэниэл. – Смотри, как мило они беседуют.
– Ревнуешь?
– А ты?
– Я первая спросила.
– Немного, – вздохнул Дэниэл. – Мог бы соврать.
– Я ценю твою честность. Я тоже ревную. Ей нужен мужчина. Только она этого еще не поняла.
– И я так понимаю, что ты ей в этом не помощник? – приподняв бровь, спросил Дэниэл. – В данной ситуации я на твоей стороне. Вуд мне тоже не нравится.
– Боюсь, что не одного тебя ждет дома истерика, – печально призналась Лиза. – Она не понимает нашей дружбы. Считает, что я ее предаю.
– Эти три дня, что мы работали вместе, она держалась довольно вежливо. Возможно, со временем мы придем к компромиссу.
– Несомненно. – Согласилась Лиз. – Давай, уйдем отсюда. Он сейчас ее на танец пригласит, а я этого не переживу.
– Подвезти тебя домой?
– Ты же пьяный.
– Ты тоже.
– А какая разница. Повезет меня пьяный Дэниэл или пьяная Лиза поедет сама?
– Логично. Пошли?
Лиз неуверенно встала. Несмотря на заплетающийся язык, шла она очень даже прямо. Дэниэл еще раз удивился выносливости этой маленькой женщины. Трезвый ум и ноги, даже после бочки спиртного. Есть к чему стремиться.
Кристина и Вуд покинули кафе часом позже. Несмотря на испорченное неожиданной встречей настроение, вечер получился вполне сносным. Вуд всегда помогал ей отвлечься. Галантный и внимательный, в меру остроумный, он умело вел разговор и не был навязчив. Идеальный друг и напарник.
Возле ворот особняка, они еще несколько минут постояли, чтобы подышать свежим воздухом перед сном, потом неспешно пошли к дому.
– Вам не тесно в одной комнате? – неожиданно остановившись на крыльце, Вуд развернул Кристину к себе лицом. Серые глаза удивленно глянули на него из-за длинных покрывшихся инеем ресниц.
– Нет. Почему ты спросил? – голос ее был тихим и спокойным.
– Просто так, – он качнул головой, словно пытаясь отбросить ненужные мысли.
– Почему тебе не спросить прямо? Вуд, столько лет ты ходишь вокруг, да около, но не задаешь прямого вопроса. Неужели ты сам не понимаешь? – она мягко улыбнулась, дотронувшись до его щеки холодной ладошкой. – Ты осуждаешь меня?
– У меня нет на это права.
– Снова увиливаешь.
– Да. Но что я могу сделать? Ты мне очень дорога и близка. А любимых людей принимают такими, какие они есть, – печально произнес Вуд. В голубых глазах было столько нежности и чисто мужского желания, что Крис отвела взгляд.
– Теперь, когда ты здесь, а я там, я о многом жалею, – продолжил Вуд, перехватив ладонь девушки и согревая ее своим дыханием. – Мы должны были попытаться. Ты и я. Когда-то ты любила мужчину.
