Она взглянула на часы на руке, открыла сумочку причудливой формы, напоминающую яйцо, вытащила ключик и объявила Махмуду, что у нее есть дело. Наваль подошла к роскошному письменному столу ас-Саиди, легко нагнулась и выдвинула нижний ящик, тот самый, который был всегда закрыт и о содержимом которого Махмуд лишь строил предположения. Она стала разбирать его, вытащила какие-то папки, коробочку, похоже что от часов, серебряную шариковую ручку, большой бумажный конверт, вроде тех, что используют в продуктовых лавках или фотосалонах Баб-аш-Шарки. Сложив все это в полиэтиленовый пакет с рекламой сигарет «Житан», она приподняла его одной рукой, чтобы оценить вес. Наваль посмотрела на Махмуда, растерянно за всем этим наблюдавшего:
– Да не бойся!.. Он в курсе… Сам дал мне ключ… Это мои вещи, сценарий и кое-что по мелочи…
– А зачем их забирать? Что-то произошло?
– Все кончено. Тебе советую быть осторожнее. Ты мне напоминаешь братца моего, который пятнадцать лет назад в Швецию уехал, и мужа моего покойного, да помилует его Аллах!
– Ничего не понимаю!
Бросив беглый взгляд на закрытую дверь, Наваль уставилась на него:
– Не здесь!
Значит, она предлагала ему отлучиться из редакции и посидеть где-то вдвоем. Но, сам не зная почему, он сразу отказался под тем предлогом, что сегодня очень загруженный день, и пообещал перезвонить, чтобы договориться о встрече.
На самом деле его мучили сомнения, и он взял время, чтобы еще раз поразмыслить над тем, что увидел и услышал от Наваль сегодня. Он проводил ее до выхода, отметил про себя, что цвет машины, который она выбрала, – символ целомудренности, содержанка или развратница такую не возьмет, и тут же пожалел, что поспешил отказаться выйти с ней на разговор. Надо было все бросить, отложить дела до завтра и пойти с ней, куда она пожелает. Разве не мечтал он ее увидеть? Разве он не бредил ею и не рисовал ее обнаженное тело в своих фантазиях? Он даже переспал с одной только потому, что та была похожа на Наваль.
Стоило ей обхватить руками руль, как он, выставив себя полным идиотом, перегородил ей дорогу. Если бы она вовремя не остановилась, могла бы его сбить. Через стекло он показал ей, чтобы она подождала несколько минут. Махмуд побежал наверх в кабинет, сгреб в охапку кожаную сумку и рабочие принадлежности, дал поручения Абу Джони, вылетел обратно на улицу, открыл дверцу и сел рядом с ней на переднее сиденье. Машина тронулась, и он ощутил, как его возбуждение нарастает с каждой встряской от неровностей на асфальте, каждым вдохом терпкого аромата ее духов, а потом еще с каждым аккордом композиции Асали Насри, зазвучавшей из ее магнитолы.
От волнения ему было боязно повернуться к Наваль и взглянуть на нее, но вместе с тем он рисовал перед собой в воображении спокойные черты ее лица. На тот момент ему было достаточно просто сидеть рядом с ней, будто его сон, привидевшийся накануне и принесший столько разочарований с пробуждением, начал сбываться.
Перед выездом на главную дорогу они чуть не столкнулись лоб в лоб с огромным автомобилем Султана, сворачивающим в переулок. Наваль притормозила и уступила ему дорогу. Он медленно проехал мимо, стараясь разглядеть, кто сидит в «судзуки». Он заметил Махмуда и, не меняя угрюмого выражения лица, поздоровался, дважды просигналив, как делают водители грузовиков или автобусов, приветствуя друг друга.
4
Она сразу выпалила, что ас-Саиди самый гнусный тип из тех, которые ей встречались. Познакомилась она с ним через общих друзей, рассказала ему о недавно прочитанной книге, изданной в Лондоне под названием «Условия демократии в государстве-рантье», якобы ему понравилась идея и он может найти спонсоров для ее первого полнометражного фильма, у него есть связи в организациях, вхожих в американское посольство в Багдаде и готовых оказать поддержку женщине-режиссеру из исламского мира. Договорились, что сам он приступит к написанию сценария. Тогда ас-Саиди в своей театральной манере высказал «пророческую мысль»: это будет фильм о Зле, которое сидит во всех нас, притворяющихся, что мы с ним боремся. Зло срослось с нами, а мы хотим его искоренить. В той или иной степени мы все злодеи. И нет ничего чернее, чем наши души. Мы все частицы мирового зла, которое нас же и погубит.
Наваль сказала, что ас-Саиди воспользовался ее открытостью и простотой. Он несколько раз пытался сблизиться с ней как с женщиной. Она пресекала эти попытки, но вместе с тем как же зависима она от него была из-за фильма! Он уже вот-вот должен был уговорить спонсора.
Как только она поняла, что зашла в тупик, заморозила проект и прекратила всякие сношения с ас-Саиди. Хорошо, что успела забрать свои вещи из ящика его рабочего стола до его возвращения! Наваль внимательно посмотрела на Махмуда. Ведь, чтобы фильм получился, нужна помощь талантливого и амбициозного человека, а главное – профессионала. Правда?.. Махмуд согласился.
– Я перечитала все твои статьи в журнале. У меня оформлена на него подписка. Как ты пишешь! Махмуд, ты станешь великим писателем!
Глаза у Махмуда загорелись, и он расправил плечи. Он слушал так, будто перед ним сидела умудренная жизнью гадалка, чьи предсказания рано или поздно, но всегда сбываются… Но Наваль должна знать, его роль при ас-Саиди не так проста. Махмуд перенял у него некоторые уловки. Это зазря говорят, что он слепо копирует шефа. Его эти пересуды вообще не волнуют. Точной копией шефа он станет, когда перед ним откроется еще одна маленькая дверца. Он должен, как и ас-Саиди, заполучить Наваль аль-Вазир. Он даже, наверное, ею и не овладел, как она сама говорит. А Махмуду это под силу! Он оставит ас-Саиди далеко позади!
– Я согласен! Я закончу для тебя сценарий! Ради тебя!
Она улыбнулась, заметно повеселев, и продолжила пить сок из трубочки, поглядывая на улицу через стеклянную витрину. Они сидели в кафетерии на шестом этаже одной из гостиниц по улице аль-Арасат. Махмуд сам не знал, откуда вдруг у него взялась такая дерзость, но он накрыл ее ладонь своей рукой. Может, он думал, что это сон, а может, решил проверить – те же чувства, что нахлынули на него сегодня ночью, он испытает наяву. А поскольку ему и в голову не приходило, что все это может закончиться публичной пощечиной, он до сих пор пребывал в ловушке своих сладких сновидений.
Интуиция не обманула его. Наваль не подала виду, даже не отвернулась от окна, отпив еще из пакетика с соком манго.
– Ты утомился, Махмуд… Давай поговорим о сценарии, и только.
Он не убрал руки, наоборот, слегка надавил на ее ладонь, и Наваль тихонько вытащила ее из-под его пальцев.
– Что с тобой, Махмуд? Я тебе уже час рассказываю об ас-Саиди и всех этих низостях, а ты так ничего и не понял.
– Я понял… Извини… Но я не могу не думать о тебе.
– К чему все это? У тебя что, на работе девушек твоего возраста нет? Вот о них и думай!
Махмуд был в смятении. Внутренний голос подсказывал ему, что что-то здесь не так. Ведь она еще в редакции могла дать ему понять, что не примет ухаживаний… А что будет, если кто-то из сотрудников услышал ненароком, как она обзывала ас-Саиди? Ведь сам Махмуд не раз становился свидетелем того, как они высмеивали вычурный стиль костюмов шефа… Нет, он не верит, что все это ради сценария. Натянуто! Да она вообще не похожа на человека, который снимает полнометражный фильм. До сих пор о нем не обмолвилась! Да и до деловитости женщин-режиссеров она недотягивает. Больше походит на бизнес-леди, нет, жену бизнесмена, да, скучающую жену бизнесмена. Внешнему виду уделяет чрезмерное внимание. Наверняка часами сидит перед зеркалом, а не за режиссерским пультом.
