За день до этого еще один человек безвозвратно покинул Багдад, взяв направление на юг. Это был Абу Анмар, бывший владелец гостиницы «аль-Уруба». Все его вещи уместились в два больших чемодана, которые он погрузил в GMC, купленный на деньги от сделки с Фараджем ад-Даллялем. Он завел двигатель, поправил на голове укаль, посмотрел на себя в зеркало и понял, что с плеч у него свалилась гора. Оставшиеся деньги он перевел детям своей сестры, которые жили на юге, в Кальат Суккяр. Именно туда он, умыв руки, как он сам выразился, и собирался. Багдад превратился в столицу насилия и смерти, где человеческая жизнь ничего не стоила. Последнее, чем ему врежется в память этот город, – уродливые раны, которые получил при взрыве в Баб аш-Шарки подросток, сын его горничной Вероники Андро. Абу Анмар навестил мальчика в больнице и, выходя из палаты, вложил в руку толстой Вероники пачку денег. Соседи тут же разнесли по кварталу, что, если бы Андро не был его ребенком, он не ходил бы к нему в больницу и не оказывал помощи. Абу Анмару было уже все равно, он попрощался навсегда с городом, который так и не принял его. Он прожил в нем двадцать три года, но так и остался здесь чужаком и теперь возвращался в провинциальный и бедный Кальат Суккяр, где родился, провел детство и где давно уже не был.
Через десять минут после отъезда Абу Анмара Фарадж ад-Далляль демонтировал вывеску «аль-Уруба», швырнул ее на землю, прошелся по ней ногами, затем позвал мальчугана и приказал ему отнести доску мастеру, который сведет буквы и нанесет краской новое название – «Великий Пророк». Ад-Далляль был уверен, что его ждет успех в том бизнесе, в котором не заладилось у Абу Анмара.
Для него это была горячая пора. Он заключил аж две крупные сделки, одна из них – договор о купле гостиницы Абу Анмара, и чувствовал, что и дальше ему будет сопутствовать удача. Устои прежней размеренной жизни трещали по швам, и повезти могло лишь дерзкому и рисковому человеку, как он. Люди все чаще бросали свои дома и заколачивали лавки, опасаясь ограблений, похищений или хуже того – что в живых бандиты их не оставят. Фарадж ад-Далляль не упускал такого шанса. Он же не виноват в том, что человек оставлял без присмотра свои пожитки и бежал в соседнюю провинцию или вообще уезжал из Ирака. И разве плохо он поступал, когда предлагал тому или иному запуганному собственнику выкупить его имущество? Да, он брал его дом по заниженной стоимости, но таковы были обстоятельства, это правила игры на рынке!
Так, в мгновение ока Фарадж ад-Далляль превратился в самого крупного владельца недвижимости в квартале и набрал целый штат помощников и подручных. Люди возмущались его «преступной» деятельностью, однако кроме пощечин и пинков, которыми он награждал вставших у него на пути особо несговорчивых граждан, ад-Дялляль не преступал буквы закона. Он никого не убил и ничего не украл, по крайней мере напрямую. Он знал, что в квартале есть места, где собираются бандиты, узнавал некоторых в лицо, но не вступал в открытый конфликт ни с одним из них, если не был уверен, что с противником легко справиться – сдать своим друзьям из полиции, способствовать, так сказать, его аресту. Он знал, что жители недолюбливали американцев, которые спокойно расхаживали по кварталу и могли зайти в салон к парикмахеру или в булочную купить горячих лепешек. Конечно, никакой проблемы он в том не видел, но держался от американцев подальше, чтобы не вызывать у местных еще большего недовольства.
Четверо молодых ребят, работающих на ад-Далляля, распахнули настежь двери гостиницы и приступили к выполнению его задания. Они должны завершить начатое прежним хозяином, Абу Анмаром, – избавиться от старой мебели. Прежде всего снести на помойку большой деревянный стол, за которым Абу Анмар просидел много лет. Взявшись вместе за края, они подняли громадину и с трудом потащили, проклиная Абу Анмара за то, какую тяжесть он им оставил. Наконец удалось выволочь этот хлам на тротуар.
Ад-Далляль перебирал в руке черные четки, наблюдая за их работой. Он даже крякнул от того, насколько доволен он был сам собой. Но наслаждаться ему пришлось недолго. Через день после отъезда Абу Анмара ад-Далляль стоял в половине седьмого утра напротив входа в гостиницу с тарелкой из китайского фаянса в руках. Он вышел с утра пораньше, чтобы купить хлеба и каймака на завтрак семье, и остановился на мгновение еще раз взглянуть на это враждебное ему здание, которое в конце концов он приобрел в собственность. Ад-Далляль смотрел на свое отражение в витрине гостиницы и любовался новой вывеской, заменившей «аль-Урубу». Внезапно тарелка выскользнула из рук и его оглушил взрыв. Самый страшный взрыв за историю квартала аль-Батавин.
2
В этом чудовищном теракте Фарадж ад-Далляль, которому не было суждено умереть в этот день, не погиб. Ему предстояло прожить еще достаточно для того, чтобы изменить свое отношение ко многим вещам на свете и начать совсем по-другому вести свои дела. Он еще должен будет испугаться до мурашек и поверить в то, что Илишу на самом деле блаженная, а не умалишенная, как он все это время ее называл. Она одержит над ним победу, так же как Абу Анмар и остальные соседи, у которых полученные им увечья вызовут искреннюю жалость.
За неделю до теракта он заключил еще одну выгодную сделку. С Илишу. Наконец старушка сдалась и согласилась продать свой дом, объяснив, что поменяла решение, потому что Даниэль вернулся. Ее сын, которого она ждала четверть века. Его возвращение совпало с двадцать девятой годовщиной восшествия на патриарший престол Церкви Востока Мар Дынха. Илишу посетила празднования, приуроченные к этому событию, в церкви Мар Кардага в Кемп аль-Киляни, и вернулась оттуда умиротворенная духом. По дороге туда она миновала площадь ат-Таяран, прошла через стихийный овощной рынок и шумную парковку в самом начале улицы Шейх Умр, после проделала пешком обратно тот же путь и ничуть не устала. Привычной боли в ногах как не бывало. О том, чтобы появиться у отца Иосии, она не стала даже думать, так как ей очень уж не хотелось вновь спорить с ним о дочерях. По крайней мере, они не увидят ее там до следующего церковного праздника. У нее было столько энергии, что она, зайдя во двор, задумала подмести его и полить из шланга, но ей помешало чуть слышное постукиванье в дверь.
Даниэль вернулся, и это стало неожиданностью для соседей по Седьмой улице, прежде всего для Умм Салим аль-Бейды, ее несговорчивого мужа, их детей и еще нескольких молодых людей, сгорающих от любопытства. Все это время они следили за Илишу и выжидали, когда же наконец появится Даниэль, о котором она им постоянно рассказывала. Но они так и не увидели ее сына, воскресшего после того, как давным-давно пришло известие о его смерти. Более того, они не нашли ни одного доказательства его присутствия в ее доме и предположили, что скорее всего кто-то из воровской шайки наведывается в дом старушки и потихоньку выносит оттуда ценности. И вот, когда они уже и думать забыли о Даниэле, сын Илишу появился на Седьмой улице – черные волосы с пробором, как на традиционных изображениях Христа, светлокожий, бледный, худощавый, словно двадцатилетний, в белой рубашке с воротничком-стойкой, в болтающихся на талии рваных джинсах, в спортивных белых кедах и с красной кожаной сумкой, похожей на те, что в восьмидесятых годах носили призывники. В этом печально-романтическом образе он был похож на любовника-неудачника. Даниэль шел медленно, неуверенно ступая и озираясь, будто не узнавал место, куда вернулся спустя столько лет, и пытаясь вытащить из памяти какие-то воспоминания о нем. За ним, нарочно замедлив шаг, чтобы парень успел все как следует рассмотреть, следовал дьякон Надир Шмуни.
