– Вы никогда не были друзьями, Марк. И братом с сестрой тоже не были. Она тебя любила. С момента, как в первый раз увидела. Я вас растила, я не слепая. Я надеялась на твой здравый смысл. Но что сейчас об этом? Мы все совершаем ошибки.
– Может быть, именно об этом я и хочу сказать.
– Она знает. И не держит зла. Маша счастлива со своим мужем. Не мешай ей, прошу тебя.
– Хватит, – резко говорю, вставая на ноги. – В этом доме есть спиртное?
– Марк, не нужно. Будет только хуже, – качает головой мать. Я мог бы поспорить, но момент неподходящий. Сдаюсь, поднимая руки. Качаю головой, стряхивая напряжение, но оно не отпускает.
– Пойду тогда покурю. Во двор, – бросаю я, направляясь к входной двери.
Дмитрий
Она похожа на меня. Глаза только Машкины. Синие-синие, и даже радужка голубая. Медсестры говорят, что все дети рождаются голубоглазыми. Но Ева лучшая. Я много слышал о том, что мужчины начинают ощущать отцовский инстинкт не сразу, но не в моем случае. Я наблюдал появление нашей девочки, и именно мне первому ее подали, потому что Машина жизнь висела на волоске. Я был перепуган до смерти, но тот момент, когда взял на руки собственного ребенка, мою плоть и кровь перекрыл все остальное. Я больше не одинок во вселенной. Моя частичка. Наше с Машей продолжение. Чудо. Настоящее чудо. Наверное, я плакал. Не знаю, как все эти чувства умещались во мне. Страх за Машу и безграничное счастье от встречи с собственной дочкой.
Несколько часов назад, когда Маша пришла в себя, мы вместе любовались нашей девочкой. Радость омрачал только тот факт, что Маше категорически запретили вставать. И хотя приступ вовремя купировали, она все еще была подключена к аппаратам, контролирующим ее сердечную деятельность. Но Маша могла смотреть и прикасаться к дочке, я видел, как ее переполняет нежность и любовь. А еще боль, когда она думает об отце. И чувство вины…
Врачи позволили нам побыть с ребенком целый час, и когда Еву забрали, взгляд Маши сразу погас. Я сидел рядом и гладил ее пальцы, стараясь не смотреть на иглы, впивающиеся в ее вены. Маленькая, бледная… печальная.
– Я не смогу похоронить его. Не могу простить себе, что поленилась поехать к родителям. Увидеть папу в последний раз…. Дима, мой отец был святым человеком.
– Я знаю, Маш. Они оба святые. Прошу тебя, ради нашей девочки, постарайся не волноваться. Я поеду на похороны завтра. Я буду там.
– Спасибо, – Маша сжимает мои пальцы, – Уже завтра. Как быстро. Два дня потеряла, провалявшись без сознания.
– Это из-за лекарств. Теперь все будет хорошо.
– Тебе нужно отдохнуть, Дим. Ты два дня около меня просидел. Ты мне нужен здоровым. Езжай домой, а я посплю.
– Не могу оставить тебя, – наклонившись, целую ее холодный лоб.
Понимаю, что Маша отчасти права, и мои силы после двух суток, проведенных в больнице не пределе. После стольких потерь в прошлом мне не привыкать ночевать в больнице, по теперь меня держит здесь не только страх. Впервые вся эта безумная суматоха со скорыми с мигалками, реанимацией и бегающими врачами закончилась чем-то волшебным… новой жизнью. И моя дочь стоит бессонных ночей и затекших мышц. Моя семья, жена, ребенок, дом, который больше не будет пустым.
Кто бы мог подумать, что наш с Машей безумный роман закончится свадьбой? Что она станет той, ради которой хочется свернуть горы, жить, дышать, просыпаться утром, совершать для нее поступки, которые еще недавно я считал бессмысленными и неуместными. Баловать ее, давать все, что она попросит. Даже больше, много больше. Мои две принцессы.
Медсестра заходит и дает Маше какое-то лекарство, после которого она засыпает. Я какое-то время наблюдаю за ней, за монотонно-пищащими мониторами. Ее сердце спокойно и стабильно.
– Дмитрий Евгеньевич? – окликает меня Машин лечащий доктор, заглядывая в палату. – На пару слов.
Я выхожу в коридор, осторожно прикрывая за собой дверь.
– Какие-то осложнения? – с тревогой спрашиваю я. Доктор отрицательно качает головой, заглядывая в свои бумаги.
– Нет, напротив. Показатели в норме, анализы тоже. Именно об этом я и хотел сказать, – произносит врач, потирая переносицу, внимательно смотрит на меня. – Мы понаблюдаем за вашей женой, подберем лекарства, которые она сможет пить с наименьшим вредом для здоровья. Я должен вас предупредить, что если вы захотите иметь еще детей, то предварительно должны пройти полное обследование. А лучше бы обойтись одним ребенком. Беременность – это двойная нагрузка на сердца, стресс даже для здорового организма. Машино сердце имеет свой ресурс, понимаете?
– Что вы хотите сказать? – внутри меня снова разрастается страшное предчувствие. Моего отца никто не приговаривал, никто не предупреждал, что конец будет мучительным и долгим, но зато врачи не забывали пичкать пустыми надеждами и шансами, которых у него никогда не было.
– Вы должны быть готовы к тому, что через несколько лет, в лучшем случае через пять-шесть, Марии понадобится пересадка. Будет лучше, если вы начнете готовиться уже сейчас. Маше лучше не знать. На лекарственных препаратах, которые мы подберем, она сможет вести обычную и вполне здоровую жизнь. Конечно, ограничения будут, но кардинально образ жизни менять не придется. Если пациент в курсе, что его время ограничено, он фатальным образом усугубляет свое состояние, опускает руки. С вашими возможностями сделать операцию жене за границей не станет проблемой. Я сказал вам, чтобы вы были готовы. Это дорого. Очень. Стоит иметь определенный резерв на непредвиденные расходы.
– Я вас услышал, – киваю я. Становится тяжело дышать. В глазах темнеет. Паническая атака, или просто смертельная усталость. – Мне нужно…. Вы предоставите мне список клиник, где я могу предварительно узнать условия?
– Конечно, – кивает врач, кладя ладонь мне на плечо. – Все будет хорошо. Медицина сейчас вышла на новый уровень. И проблема вашей жены вполне решаема. Не падайте духом, Дмитрий Евгеньевич. Вас ждет долгая и счастливая жизнь. Думайте об этом, и ничего плохого не случится.
Я смотрю на него невидящим взглядом. В голове стучит одна только мысль. Пять-шесть лет. А потом. Что потом? Она такая молодая, совсем девочка. Пересадка…. Это только звучит, как надежда на новую жизнь, но на самом деле это кошмар, который нам предстоит пережить. Я знаю, что и после пересадки долго не живут. Существуют многочисленные риски, осложнения. Почему, черт побери, за что?
– Спасибо, док, – вырывается у меня на автомате, когда я понимаю, что врач не сводит с меня встревоженного взгляда, прикидывая не требуется ли и мне укольчик успокоительного.
– Вам нужно отдохнуть, Дмитрий Евгеньевич. Езжайте домой, выспитесь. Марии ничего сейчас не угрожает. Она в надежных руках.
– Да, спасибо, – снова повторяю я, не в силах выжать из себя что-то еще. Док снова хлопает меня по плечу и растворяется в больничных коридорах.
Я прижимаюсь спиной к стене, закрывая глаза, переводя дыхание. Собраться, не паниковать. Быть сильным.
