– Сначала рожают, а потом сдают – пусть их чужие тети воспитывают. Не матери, а кукушки, – процедила Елена Ивановна.
– Моя мама – не кукушка. А у вас внук умер. И вы в этом виноваты, – тихо сказала я.
– Ах ты дрянь!
Елена Ивановна, не сдержавшись, дала мне пощечину. Так сильно, что у меня в ушах зазвенело. Щеку жгло, будто на нее утюг раскаленный поставили.
Кое-как я досидела до вечера. Тихо и молча. Даже с места боялась двинуться. Елена Ивановна делала вид, что меня не существует, что я – пустое место. Но именно в тот вечер я поняла, что могу ей отомстить. Я увидела, как воспитательница собирает яблоки и хлеб в пакет и уносит в подсобку. Точно так же она собрала в отдельную кастрюлю оставшуюся после ужина мясную запеканку и тоже унесла в подсобку.
Когда я ждала маму вечером, то, как всегда, зашла к тете Розе. Филя бросился навстречу и облизал мне лицо. Я, не сдержавшись, расплакалась.
– Ты чего плачешь? – спросила тетя Роза.
– Меня Елена Ивановна ударила, – призналась я.
– Опять подзатыльники раздает?
– Нет, она меня по лицу ударила.
– Ох ты ж боже мой! За что же? – ахнула тетя Роза.
Я промолчала.
– Тетя Роза, а ту еду, которую мы с Филей едим, ну ту, которую для нас тетя Света приносит, – она ее ворует?
– О господи, да что ж ты такое говоришь? Как же можно? Света лишний кусок хлеба себе не возьмет! Да еще свое отдаст, лишь бы вас накормить! Какое воровство? Это или на помойку, или нам доедать. Уже все списано. Отходы называется. Но рука ж не поднимается еду выбрасывать. Вот Света меня подкармливает и тебя с Филей заодно. Что-то на пятидневку отдает, или многодетным семьям, или бедным относит. Как ты могла такое подумать-то?
– Елена Ивановна тоже еду забирает. Если кого-то нет, она порцию себе оставляет. Яблоки сегодня целый пакет забрала. Это ведь наши яблоки, да? Нам положены? Она никогда добавку не дает. Это воровство? Да?
– Воровство. Так ты ей это сказала? – ахнула тетя Роза. – И поэтому она тебя ударила?
– Нет. Она мою маму обозвала кукушкой, а я сказала, что из-за Елены Ивановны внук умер.
– Ох ты ж боже мой!
– Что мне делать?
– Маме скажи. Обязательно скажи, что тебя воспитательница ударила.
– А вы скажете тете Свете, что Елена Ивановна еду ворует?
– Ох, не знаю. Мое дело двадцатое. Я ж просто сторожиха. Да и не видела я, так, чтобы своими глазами.
– Вы – сторожиха, а я – ребенок. Значит, нам не поверят?
– Правильно думаешь. Не поверят. Мы же кто? Никто. Ну ничего, потерпи. На следующий год в школу пойдешь, там все по-другому.
– Там не воруют? И детей не обижают?
– Ну что ты заладила? Везде воруют. Жизнь такая – все несут как могут. Продуктов-то в магазинах сама видела – с гулькин шиш. Всегда так было и будет. Кто по мелочам, а кто и по-крупному таскает. Лучше забудь. Не обращай внимания. А есть захочешь, так я тебя накормлю всегда. Ты вон на человека стала похожа. Заглядение, а не девочка. Хоть расти начала, а то все маленькая да маленькая.
– Мама сердится, что я выросла. Мне одежда новая нужна. Все мало.
– Бедные дети, бедные дети! После войны, да, тяжело было. Все голодали. Я помню. Но то ж война. А сейчас? За что сейчас-то дите страдать должно? Ладно, пойду дорожки подмету.
Тетя Роза вышла. Она всегда шла подметать или чистить снег, если была взволнована или не хотела отвечать на мои вопросы. Филя побежал следом за своей хозяйкой.
За мной наконец пришла мама.
– Ну, как дела? – спросила она, хотя ей было совершенно неинтересно, как у меня дела.
Обычно я отвечала: «нормально», но тут, видимо, у меня совсем с головой стало плохо, и я призналась:
– Меня Елена Ивановна сегодня ударила. По щеке.
– Значит, за дело, – ответила мама, – надо себя хорошо вести.
Кажется, она меня даже не слышала.
Еще несколько дней я наблюдала за Еленой Ивановной. Стасик все еще болел, а остальные дети ко мне приближаться опасались. Воспитательница так и вовсе в упор не замечала. Даже не заплетала после дневного сна. Но я была только рада – на пятидневке научилась заплетать волосы сама. Меня Валентина Павловна научила – оказалось, это совсем не сложно. Правда, моего умения никто не заметил. А я стала подмечать многое. Елена Ивановна не только воровала наши яблоки, целыми тарелками, но и печенье, положенное нам на полдник. Яблоками и печеньем она делилась с нянечкой тетей Катей, но отсыпала той совсем немного. Я удивлялась – неужели она сама все съедает? Зачем ей столько? Как она не лопнет? Для кого ей столько печенья и яблок?
Все последующие дни я размышляла над тем, зачем Елене Ивановне столько продуктов, но ответа не находила. Наконец я решила спросить у тети Розы.
– Тетя Роза, а если у вас было бы много-много яблок, вы бы куда их дели?
– Ну ты смешная! А варенье я откуда, по-твоему, беру, которое ты за обе щеки уплетаешь? Я вон в парк сходила осенью, яблочек собрала и варенье сварила. На зиму, дай бог, хватит.
– А если бы у вас было еще больше яблок? Вы бы куда их дели? – не отставала я.
– Так засушила бы, на компот, например. Очень люблю яблочные дольки.
– А если еще больше?
– Вот ты приставучая. Уж нашла бы куда деть. Продавала бы! Лишняя копейка карман не оттянет.
Ну конечно, как я сразу не догадалась! Елена Ивановна продает наши яблоки и печенье! Но я помнила слова сторожихи: мне никто не поверит. Даже если я видела все своими глазами, слово воспитательницы против моего окажется весомее. Конечно, все станут на ее сторону, как происходило всегда. Я же считалась сложным ребенком из неполной семьи, по прописке, да еще и побывавшей на пятидневке. Елена Ивановна могла сказать, что я специально все выдумала, и ей бы поверили, учитывая мою репутацию и положение. Я не знала, как мне доказать, что воспитательница ворует.
За время, проведенное в старой группе, я настолько привыкла быть невидимкой, что мне стало это нравиться. Меня никто не трогал. Я играла одна, сидела за отдельным столом и гуляла тоже одна. Мне вдруг пришло в голову, что если бы я ушла из детского сада, то никто бы не хватился. Даже тетя Роза вспомнила бы про меня только к вечеру. И тут меня аж подбросило на месте – вот он, выход! Мне нужно пропасть, и в этом обвинят Елену Ивановну. Ведь когда в группе случалось происшествие, воспитателей всегда вызывала заведующая. Елена Ивановна каждый день ругалась: «Вы дебилы, а мне за вас отвечать!» Если уж она не уследила за собственным внуком, то вполне могла потерять ребенка из группы. Тогда бы ее точно выгнали из садика. А я ведь ребенок, могу уйти за ворота, что с меня взять? Ведь детские сады для того и придумали, чтобы за детьми следить.
