Чтобы улучшить свои собственные utile e onore, Джорджо Вазари остался в Болонье расписывать триумфальные арки. И оставался там до тех пор, пока не состоялось то самое событие, для которого строились арки, то есть до коронации Карла V папой Климентом VII 24 февраля 1530 года. Безусловно, он присутствовал во вместительной средневековой базилике Сан-Петронио или, по крайней мере, на гигантской площади снаружи. Зрелище этих двух выдающихся особ среди моря епископов в золотых одеяниях, рыцарей в нарядных доспехах и роскошных дублетах, среди всей европейской элиты, столпившейся вокруг базилики, очень поможет ему в его будущем творчестве. Глаз художника наслаждался великолепием свиты. Весь этот шелк, драгоценные камни и доспехи сверкали на солнце и привлекали к Карлу внимание всей Европы.
Церемония началась с молитвы, после чего Карлу был вручен меч «для служения Святой Церкви». Иронично звучит, если учесть, что Рим всё еще тлел после нападения его армии
[121]. Но всё же после этой встречи холодные отношения между папой и императором немного улучшились. А Карл был воодушевлен тем, что получил титул, который делал его самым главным монархом Европы, с официального одобрения Церкви. Теперь он носил мантию и даже несколько драгоценных камней в короне, доставшихся ему от тезки, Карла Великого.
После церемонии коронованный император прошел через расписанные арки, которые символически соединяли Святую Римскую церковь с древнеримскими императорами. В Древнем Риме триумфальное церемониальное шествие устраивалось по решению Сената в честь военачальников, которые одерживали исключительные победы на службе у государства. (Например, если битва положила конец войне с иноземцами
[122].) На пути торжествующего полководца, который ехал по римским улицам и вверх по Капитолийскому холму к храму Юпитера, ставили временные деревянные арки (некоторые из них позже превратились в постоянные мраморные конструкции). Эти церемониальные «ворота» в виде закругленной римской арки с толстыми опорами и перекрытием, украшенной надписями и рельефами с изображением сцен войны и покорения побежденных, символически изображали въезд в город, но без самих ворот, преграждающих путь. Подобные арки были искусственным символом армии, проходящей через ворота побежденного города после осады. Триумфальное шествие в Древнем Риме могло длиться часами. Во время него народу демонстрировали знаменитых пленников, сверкающие трофеи и сами отряды победителей.
Триумфальные шествия эпохи Возрождения были вдохновлены описаниями подобных церемоний у древних историков и уцелевшими образцами древнеримского искусства, среди которых было три мраморные арки римского Форума (арки Константина, Тита и Септимуса Севера). Арки, воздвигнутые для Карла V в Болонье, по замыслу напоминали древнеримские. Такова была временная сцена, воздвигнутая в честь компромисса между главой критикуемой церкви и критикуемым главой государства, болезненно сознававших растущую пропасть между миром католиков и миром протестантов.
Печально, что так много времени и энергии уходило у ренессансных художников, от ван Эйка до Вазари, на создание сложных декораций к разовым событиям: свадьбам, коронациям и триумфальным процессиям вроде этой. По мере того как в XVI веке всё более и более популярной становилась печать, однодневные церемонии обретали бессмертие на широких листах иллюстрированных памфлетов под названием «фестивальные книги». Оформление триумфальной арки для отца Карла, Максимилиана I, отняло у Альбрехта Дюрера шесть лет жизни (1516–1522). Проект состоял из тридцати шести отпечатанных листов, которые следовало наклеить на стены и ворота. К несчастью, Максимилиан уже умер, когда Дюрер завершил свой труд.
Но, наверное, больше всего зрителей впечатлял облик императора Карла. Климент VII был красавцем, с царственным носом, глубоко посаженными глазами и мрачным смуглым лицом (Ипполито Медичи тоже унаследовал эту красоту). В честь осады Рима папа отрастил бороду и больше никогда не сбривал ее. Мода стала меняться в сторону бород и коротко остриженных волос. Карл же очень страдал из-за доставшейся ему от Габсбургов выдающейся вперед нижней челюсти. Он тоже отрастил бороду, но лишь для того, чтобы замаскировать недостаток. Когда живописец Себастьяно дель Пьомбо изобразил двух беседующих монархов, он подчеркнул контраст между изящным папой, чей портрет он писал уже несколько раз, и странно выглядящим иностранцем с его старомодной стрижкой, как у пажа, и разинутым ртом.
И всё же при личном знакомстве Карл, как правило, впечатлял собеседника, но не столько своей дикой наружностью, сколько харизмой. Он говорил на четырех языках, ездил верхом, дрался, превосходно танцевал и смотрел на мир глазами, в которых сиял острый ум. Крупная челюсть лишь подчеркивала его индивидуальность. Глаза и королевская осанка — вот что отмечали живописцы, от Тициана до самого Вазари. Через тридцать лет Вазари будет расписывать потолок палаццо Веккьо во Флоренции и изобразит сцену коронации (этот просторный зал теперь стал кабинетом мэра). В самой гуще зрителей в разноцветных одеяниях Карл преклоняет колено перед Климентом и получает корону императора. И любой, кто посмотрит на эту картину, сразу поймет, что покорно согнувшийся человек встанет с колен самым могущественным монархом Европы. Возможно, он и склонился перед папой Климентом, но в его руках судьба папы Медичи, да и судьба большей части Европы.
8. Снова среди Медичи
Вскоре после коронации Карл V покинул Болонью. Уехал и короновавший его папа Медичи, Климент VII. И Джорджо Вазари тоже отправился домой, в Ареццо, к своей семье, хотя и с гораздо меньшей помпой. В Болонье по-прежнему можно было найти работу, но он переживал за братьев и сестер, оставшихся без родителей. Вероятно, он чувствовал, что какими бы соблазнительными ни казались перспективы в Болонье, в конечном итоге они не дадут развиваться его карьере художника. Болонья была частью папских владений в долине По и славилась как процветающий край. Ее даже называли Bologna la grassa, жирная Болонья; до сих пор именно в Болонье делают знаменитую колбасу, нашпигованную кубиками сала (mortadella di Bologna, благородный предок американской копченой колбаски). Но даже жирная Болонья страдала от семейных междоусобиц и раздробленности — проклятья почти всех итальянских городов. В Вероне были свои Монтекки и Каппеллетти (которые потом трансформировались в Монтекки и Капулетти). В Орвието Мондалески сражались с Филиппески. В Сиене были Петруччи против Белланти, во Флоренции — Пацци и Строцци против Медичи. В Болонье же конфликт разгорелся между семьей местных полководцев Бальони и потомками пап, которые хотели изгнать Бальони из города. К 1530 году десятилетия гражданских противостояний и внешних войн истощили богатые ресурсы города, и в культурном плане он превратился в захолустье. Через пятьдесят лет в более мирных обстоятельствах Болонья станет важным и независимым художественным центром, но этот процесс еще даже не начался. Вазари хватило проницательности понять, что он, возможно, и найдет работу в долине По, но всё важное в мире искусства происходит во Флоренции и Риме. А Ареццо, как нарочно, находится между этими городами.
