9. Рим после разграбления
За слабость Климента Рим заплатил собственным разрушением. Когда в 1531 году туда приехал Вазари, он повсюду видел последствия разграбления. Город уже был разорен в 410 году нашей эры. Тогда впервые за восемь столетий в Рим вторгся Аларих и его вестготская армия. Но набег Алариха длился всего три дня. Поскольку в то время военные технологии сводились к катапультам с камнями и огненным стрелам, такими были и последующие нападения на город. В 455 году его захватили вандалы, в 546-м — остготы, в 1084-м — норманны. А через одиннадцать веков после первого набега — наемники Карла V, в распоряжении которых были и порох, и артиллерия. Они оставались в Риме шесть полных месяцев и только затем потащили награбленное добро на север.
И до, и после разграбления имперскими войсками ренессансный Рим мало походил на нынешнюю столицу. Во времена Константина (IV век нашей эры) население достигало около миллиона человек. Но после эпидемии чумы в 1348 году количество жителей составляло двадцать — тридцать тысяч. Как писал Фрэнсис Генри Тейлор, «когда в 476 году столицу перенесли в Византию, в Риме началось тысячелетие средневекового оцепенения»
[133]. Когда в середине XV века папа вернулся в Рим из Франции, население этого маленького полуразрушенного города, каким он стал в позднее Средневековье, постепенно увеличилось вдвое. Выросли дома, экономика улучшилась, начала развиваться строительная промышленность. Город стал космополитическим: тут жило довольно много французского и испанского духовенства, купцы, ремесленники и чиновники.
Поскольку многие жители Рима служили Церкви, а Церковь запрещала священникам вступать в брак, то пропорция мужчин и женщин в городе была неестественной. Распространилась проституция. Фактически она стала главной женской профессией в Риме. И всё же обет безбрачия того времени можно назвать довольно мягким. В эпоху Возрождения священникам запрещалось жениться, но у многих были любовницы и семьи, как у наследника Климента VII, Павла III. Этот папа открыто признавал и законнорожденных, и незаконнорожденных сыновей. (Законнорожденный сын Пьерлуиджи признавался таковым специальным папским указом. Такая же мера предосторожности была принята и в отношении будущего папы Климента VII его кузеном Львом Х, чтобы его могли избрать папой.)
Римляне, принадлежавшие к разным сословиям, жили среди великолепных развалин древнего города, хотя, конечно, не мраморных, а кирпичных и известняковых; остальные материалы растащили мародеры и местные жители. За редким исключением, как в случае Пантеона или позднеантичного собора Святого Петра и Латеранской базилики, стенные панели, усыпанные драгоценными камнями, и древние узорчатые полы были выломаны и переделаны в мозаики для средневековых церквей. В этой уникальной обстановке архитектура средневекового Рима, развивавшаяся среди колоссальных конструкций из вечного римского бетона, оставалась абсолютно классической по духу. Внимательные художники, такие как Рафаэль, осторожно изучали каждый уцелевший кусочек прошлого. Но никто не делал этого лучше, чем двое закадычных друзей: главный архитектор Италии XV века Филиппо Брунеллески и ее главный скульптор Донателло.
Джотто как главный герой первой части «Жизнеописаний» знаменовал собой разрыв с формальной византийской художественной традицией. Теперь художники полагались на природу и рисовали с натуры. Следующий этап истории искусств, отмеченный нашим биографом, начался с парочки друзей-флорентийцев из XV века: Донато ди Никколо ди Бетто Барди и Филиппо Брунеллески. Их вклад в развитие итальянского искусства заключался в том, что они прибавили к наблюдению за природой еще один источник вдохновения — классические древности. Стоит ли говорить, что в реальности всё было куда сложнее. Джотто тоже искал вдохновения у древних, как и его предшественники. Но поскольку книга Вазари построена хронологически, большие блоки информации располагаются в порядке, удобном для читателей, — подобным образом было организовано обучение в его Академии рисунка.
Как и Джотто, Донателло и Брунеллески родились во Флоренции в обеспеченных семьях. Их отцы принадлежали к двум самым важным городским цехам (цехи назывались arti, «искусства»). Брунеллески ди Липпо (сокращение от Филиппо) учился на нотариуса, знал латынь, а Никколо ди Бетто Барди принадлежал к цеху Калимала, который занимался переработкой сукон, то есть их более тонкой отделкой и окраской. Но Джорджо Вазари, в чьем слабом теле кипели амбиции, увидел в Филиппо Брунеллески то же, что прежде увидел в Джотто, — родственную душу:
«Многие, кому природа дала малый рост и невзрачную наружность, обладают духом, исполненным такого величия, и сердцем, исполненным столь безмерного дерзания, что они в жизни никогда не находят себе успокоения, пока не возьмутся за вещи трудные и почти что невыполнимые и не доведут их до конца на диво тем, кто их созерцает, и как бы недостойны и низменны ни были все те вещи, которые вручает им случай, и сколько бы их ни было, они превращают их в нечто ценное и возвышенное»
[134].
Это был маленький человек с руками, привыкшими к тонкой ювелирной работе, и именно он создал самое большое произведение искусства во Флоренции — купол собора. Вазари переполняет гордость за это достижение:
«…был невзрачен собою не менее чем… Джотто, но который обладал гением столь возвышенным, что поистине можно утверждать, что он был ниспослан нам небом, чтобы придать новую форму архитектуре, которая сбилась с пути уже в течение нескольких столетий и на которую люди того времени тратили себе же назло несметные богатства, возводя сооружения, лишенные всякого строя, плохие по исполнению, жалкие по рисунку, полные самых причудливых измышлений, отличающиеся полным отсутствием красоты и еще хуже того отделанные. И вот, после того как на земле за столько лет не появилось ни одного человека, обладавшего избранной душой и божественным духом, небо возжелало, чтобы Филиппо оставил после себя миру самое большое, самое высокое и самое прекрасное строение из всех созданных не только в наше время, но и в древности, доказав этим, что гений тосканских художников хотя и был потерян, но всё же еще не умер»
[135].
Вазари не указывает открыто на другое качество Филиппо — его способность превращать поражение в триумф. В 1402 году он участвовал в конкурсе золотых дел мастеров на создание новых дверей для флорентийского баптистерия XI века, но получил второе место после Лоренцо Гиберти. Чтобы отвлечься от этого разочарования, он решил отправиться в Рим вместе с юным амбициозным скульптором двадцати лет Донателло Барди. Следующие два месяца они изучают и зарисовывают большие и малые памятники Рима. Вазари считает такую образовательную поездку важной ступенью в обучении любого тосканского художника. Лишь сравнив себя с древними, можно в полной мере раскрыть свои способности. Никто из современников Филиппо и Барди не интересовался ничем подобным и не обладал таким выдающимся талантом. Вазари описывает Брунеллески как «помешанного на архитектуре». Но, вернувшись во Флоренцию в 1404 году, он, как и его друг Донателло, работает скульптором. В 1416 году он изобрел систему линейной перспективы, что позволило художникам создавать убедительную иллюзию глубины на своих работах. А в 1418 году, уже будучи человеком среднего возраста, он участвовал в соревновании по созданию крыши для гигантского недостроенного собора во Флоренции.
