Когда Джорджо Вазари вносили в реестр Сообщества флорентийских живописцев, он четко понимал свое наследие как художника и члена цеха, потому что он записал себя как Giorgio d’Antonio di maestro Lazzaro Vasari («Джорджо, сын Антонио, внука мастера Ладзаро Вазари»), таким образом вспомнив и отца, и прадеда. К этому сообществу он принадлежал более, чем к какому-либо другому.
Первым важным заказом от Медичи было еще одно упражнение в сопричастности — написать посмертный портрет Лоренцо Великолепного, предполагаемого прадеда герцога Алессандро: именно эта родственная связь была главным обоснованием его претензий на флорентийский трон и дворец Медичи. Картина предназначалась для палаццо на виа Ларга, хотя сейчас она висит в архитектурном шедевре Вазари — галерее Уффици.
Портрет Лоренцо кисти Вазари — поразительное произведение. Это был портрет, и в то же время он содержал элементы домысла. К примеру, лицо модели: ведь Лоренцо умер в 1492 году, за двадцать лет до рождения Вазари. Флорентийцы знали, как выглядел Великолепный, по его гипсовой посмертной маске. И Вазари тщательно воспроизвел его примечательный профиль с приплюснутым носом и выдающейся челюстью, даже не пытаясь ничего в нем исправить. Эпитет «Великолепный» относился к личности и делам Лоренцо, а не к его внешности. В самом деле, Лоренцо был известен своим уродством, он обладал жидкой шевелюрой и высоким скрипучим голосом. Но большинство людей моментально забывали о его уродстве, попадая под воздействие его ума и очарования. И это Вазари тоже поймал в сосредоточенном выражении его темных глаз. Кажется, что Лоренцо прислушивается к театральной маске и, сидя в синем одеянии между гротескными скульптурами и античным кувшином, очевидно, пребывает в совсем другом мире — далеком мире воображения.
На автопортретах и портретах всегда можно определить, использовал ли художник зеркало. До начала нового времени почти все были правшами. В античном мире к левшам относились неодобрительно (слово «левый» до сих пор имеет негативную коннотацию). Левой рукой умывались, но не ели и не приветствовали других. Тем, кто рождался левшой, приходилось переучиваться. Так что если на портрете вы видите, что кто-то пользуется левой рукой (художник держит в левой кисть, у солдата меч на правом бедре, и его можно вынуть из ножен только левой рукой), это означает, что человек нарисован с помощью выпуклого зеркала (в то время плоские зеркала были очень дорогими). Глядя на отражение, художник мог легко вписать модель в рамку зеркала, и эта рамка служила границами живописного портрета. Нередко художник сидел рядом с моделью и рисовал, глядя не на нее, а на отражение в выпуклом зеркале, которое стояло перед ними обоими. Но такая штука не работала с посмертными портретами. Однако и при рисовании с натуры большая часть работы художника проходила без присутствия модели.
Готовясь к написанию портрета, художник приходил к своей модели с бумагой для эскизов, но без красок. Они хранились в мастерской и совершенно не годились для ношения с собой. (Переносные коробочки с краской изобрели в XIX веке.) Художник делал наброски серебряным карандашом, мелом или углем (предком графитовых карандашей) и пометки о цвете и окружающей обстановке. Фон редко повторял реальный, скорее это было идеализированное пространство, в которое помещались символические отсылки к жизни и работе изображаемого человека. Кистью художник писал уже у себя в мастерской, основываясь на эскизах и пометках. При этом модель не должна была сидеть часами или даже днями, пока на холст накладывались краски. Использовались дублеры: чтобы нарисовать тело, мог позировать кто-нибудь из мастерской.
Когда требовалось изобразить вымышленные сцены — библейские, мифологические или же посмертный портрет герцога, нанимались настоящие натурщики. Часто одни и те же натурщики появлялись на множестве картин художника или в течение какого-то периода его творчества. Бронзино для своих картин с Иисусом часто использовал одного и того же натурщика с выразительной рыжей бородой. Караваджо позировал его молодой друг, возможно Чекко Бонери. Он появляется на многих картинах в разных обличьях: прислужника, ангела, купидона и святого Иоанна Крестителя (голого и обнимающего козу, как бы странно это ни звучало).
Чтобы написать портрет Лоренцо, Вазари обратился к другим изображениям Великолепного и, похоже, взял натурщика, чтобы правильно показать положение тела. Он решил окружить Лоренцо рядом таинственно выглядящих предметов, значение которых трудно расшифровать. К счастью, Вазари сам раскрыл их значение в письме к Алессандро Медичи (хотя в законченной картине не все подробности соответствуют этому описанию).
«И если Вашему Сиятельству будет угодно, чтобы я написал портрет Лоренцо Великолепного, одетого в домашнюю одежду, давайте найдем один из портретов, на котором он больше всего похож, и оттуда возьмем изображение лица, а остальное я хотел бы сделать по такой схеме, если это подходит Вашему Сиятельству.
Хотя Вы наверняка знаете о делах этого самого удивительного гражданина больше, чем я, я хотел бы окружить его на портрете такими украшениями, которые бы говорили о его удивительных качествах, определивших его жизнь. Хотя даже если нарисовать его самого по себе, то он тоже украсит собой портрет. Так что я нарисую его сидящим, одетым в длинную алую мантию, подбитую белым мехом. Правая рука его будет держать носовой платок, свисающий с широкого кожаного ремня, которым он по старой моде будет подпоясан. К нему будет пристегнут бархатный кошель, а правой рукой он будет опираться о мраморный пилястр, который держит старинный кусок порфира. На этом пилястре будет мраморная голова Неправды, кусающая себя за язык, что будет видно из-под руки Лоренцо. На стенной панели будут написаны следующие письмена: Sicut maiores mihi ita et ego posteris mea virtute preluxi („Как мои предки сияли своими добродетелями, так и я сияю для моих потомков“). Кроме того, я сделал устрашающую маску, олицетворяющую Зло. Она будет лежать лицом вверх, и ее будет попирать ваза, полная роз и фиалок, с такими буквами: Virtutum omnium vas („Кувшин всех добродетелей“). У этой вазы будет носик, через который мы льем воду, и на этом носике будет еще одна чистая и прекрасная маска, увенчанная лавром, и на ее лбу или на носике будут такие слова: Premium virtutis („Награда за добродетели“). С другой стороны будет лампа в античном стиле из того же самого порфира, на фантазийном пьедестале и маской наверху. Будет видно, что масло нужно наливать между рогов, а язык, торчащий у нее изо рта, поджигается, как фитиль. Это будет символизировать, что Великолепный своим выдающимся правлением пролил свет на потомков и на этот чудесный город не только своим красноречием, а всем, особенно своими суждениями.
И чтобы Ваше Сиятельство осталось довольным, я посылаю это письмо в Поджо-а-Каяно, и где по скромности сил своих я не смог предложить лучшее, там ваше суждение возместит недостачу. Мессера Оттавиано деи Медичи, которому я отдал это письмо, я попросил извиниться перед Вами за себя за то, что знания мои весьма скудны. Вручаю себя Вашей Наисветлейшей Светлости, с лучшими упованиями от всего сердца. Январь 1533»
[155].
