Так несколько слов проницательного кардинала послужили толчком к созданию «Жизнеописаний».
В автобиографии Вазари подробно останавливается на том разговоре в палаццо Фарнезе — разговоре, который, как он сам считает, изменил его жизнь. Случилось это в один из вечеров 1545 года. Сам отчет датируется 1568 годом, двадцатью годами позже описываемых событий, поэтому все подробности тщательно отобраны — не из-за избирательной памяти Вазари, а чтобы доказать одну вещь, вернее, несколько вещей.
Задача эпизода — не процитировать в точности состоявшуюся беседу, а проговорить цели книги. Это автор и делает, сравнивая свои идеи с идеями Джовио: Вазари обещает кардиналу и его друзьям, что предоставит им книгу, в которой изнутри рассмотрит «современное» искусство с XIII по XVI век. И эта книга будет написана опытным деятелем искусства, а не ученым любителем. Проект поистине революционный.
Джовио первым говорит во время беседы с кардиналом, что ни один писатель, ни античный, ни современный, не создавал раньше биографий художников. И это несмотря на то, насколько важным считалось искусство и в Античности, и в современной Италии. Сами биографии были очень популярны: истории о жизни известных мужчин и женщин, философов, жития святых. Написанные как на латыни, так и на народных языках, они привлекали всё более широкий круг читателей. И всё же до сих пор знаменитости всегда принадлежали (за исключением нескольких святых вроде Екатерины Сиенской) к высшему классу образованных людей. Художники же, наоборот, были работниками ручного труда, которые не получали фундаментального образования, вместо этого напряженно обучаясь технике. Смысл их тяжелой, нищенской жизни не мог быть интересен ни писателям-аристократам, ни читателям. Художники и сами вплоть до XV века были слишком бедны и слишком плохо образованы, чтобы принадлежать к читающей публике.
18. Чтение во времена Возрождения
Мыслители эпохи Возрождения радовались каждому открытому или переведенному (а стало быть, доступному для прочтения) древнему тексту. Они уже прониклись величием древних цивилизаций, в частности Рима и Афин. (Тосканцы интересовались своими предками этрусками, но этруски оставили о себе мало материальных свидетельств и ничего такого, что можно было прочитать в XVI веке.) Каждый кусочек текста, привезенный странствующими монахами, захваченный в крестовых походах или найденный заботливым ученым в удаленной монастырской библиотеке, открывал окно в древний мир.
Чудом было, что вообще уцелели какие-то тексты древних. С падением Рима, с рассеиванием и уничтожением мыслителей, библиотек, сокровищниц, галерей и прочих вместилищ мудрости древней цивилизации, попавших в руки сильных, но часто безграмотных победителей-варваров, культурное наследие Рима и Греции было утеряно или искажено до неузнаваемости. Этому способствовали христианство, изменение вкусов и само время. Некоторые вещи и вправду были навсегда потеряны, а идеи похоронены в земле вместе с головами, их породившими. Многое поглотил огонь, в том числе тысячи, если не десятки тысяч, папирусных свитков и пергаментных книг. Непонятные для кочевых завоевателей, они специально уничтожались христианскими фанатиками или же гибли в пламени разграбленных городов. И хотя мы не знаем, сколько книг утеряно, мы знаем, что сохранилось меньше, но всё равно это было довольно большое количество текстов. А вместе с ними уцелели и осколки знаний.
Выжившие манускрипты часто находили прибежище в монастырях, где переписчики копировали древние языческие тексты наряду с христианскими. В этих монастырях и забытых библиотеках охотники за манускриптами в эпоху Возрождения, лингвисты и мыслители добывали тексты Платона и Горация, Аристотеля и Лукреция. И началось то, что в XV веке назвали возрождением знания. Термин «ренессанс» переводится с французского как «новое рождение». Имелось в виду восстановление из пепла интеллектуальных сокровищ древнего мира. Новое открытие потерянных греческих и латинских текстов через тысячелетие после падения Рима воспринималось, по словам Франческо Петрарки, одного из родоначальников этого движения, как «горящая искра под слоем пепла»
[270].
В XV веке были возвращены тексты Платона. Их в Италию привезли греческие беженцы из Малой Азии, спасавшиеся от набиравшей силу Османской империи. Осев в городах-государствах вроде Флоренции, Феррары и Вероны, эти беженцы привезли с собой манускрипты и стали учить итальянских ученых древним языкам
[271]. Путеводной звездой в возрождении интереса к греческим текстам и главной фигурой XV века при дворе Медичи считался Марсилио Фичино, флорентийский врач и католический священник.
Фичино был особенно близок со старым великим патриархом Козимо, который заслужил прозвище Отец Отечества (Pater Patriae) за свои щедрые вложения в развитие города. Под влиянием своего ученого друга Козимо страстно увлекся Платоном и платонизмом. Эта тяга к просвещению прекрасно сочеталась и с христианской верой, и с общественной жизнью итальянца того времени. В 1462 году Козимо, которому некогда было учить греческий, поручил Фичино перевести работы Платона на латынь. Это впервые со времен Античности сделало труды философа доступными широкой публике. К переводам Фичино добавил комментарии — плоды собственных прозрений.
Фичино и его последователи читали Платона как истинные христиане: для них аллегория пещеры в «Государстве» означала контраст между темным миром безверия и истинным миром, озаренным сиянием Божественной благодати. Поскольку идеи Платона были известны христианским авторам: автору Евангелия от Иоанна, святому Павлу и святому Августину, читатели эпохи Возрождения чувствовали себя в своей тарелке. Но это чувство знакомого могло быть и обманчивым. Красота платоновского языка и радость открытия так ослепили Фичино, что он пытался прочитать диалоги как изложение взглядов самого Платона, а не как беседы разных людей неравного ума, — а именно так их понимали древние.
Но всё равно мы должны быть благодарны Фичино. Его видение платонической традиции, которая сама по себе прекрасна, вдохновило многих других на прекрасные идеи и прекрасные произведения. И ничто из этого не сравнится с фреской Рафаэля, посвященной греческой философии, которую он написал на стене Апостольского дворца в 1511 году (год рождения Вазари) для папы Юлия II. С XVII века эта работа известна под названием «Афинская школа». В центре композиции — Платон и его знаменитый ученик Аристотель, которые изображены как два «князя философов» в великолепном сводчатом зале, наполненном статуями древних богов. Платон указывает вверх, держа в руке копию своего космологического диалога «Тимей», и зрители понимают, что его помыслы устремлены к небесным сферам (Рафаэль писал для всех, не только для историков Античности, поэтому название книги приведено по-итальянски — Timeo). Рядом стоит Аристотель, он указывает вперед и держит экземпляр «Этики». Как говорит Сократ в «Государстве», все знания мира не стоят ничего, если они не приводят нас на землю — помогать другим людям. Долг философа — вывести человечество из пещеры, чтобы его осветили солнечные лучи истинной реальности. В «Этике» Аристотеля объясняется, как это сделать лучше всего.
