Многое в переводе и комментариях Фичино приводило древнюю философию в соответствие с тем, что заботило людей в XV веке: религией, хозяйством, сохранением здоровья, о чем он как врач и флорентийец мог сказать очень много. Он основал движение, которое занималось обсуждением и толкованием античных текстов в XV и XVI веках. Кроме того, он принадлежал к поколению, которое получило эти невероятно важные книги в виде напечатанных копий, а не редких манускриптов, передаваемых из рук в руки. В 1450 году Иоганн Фуст, банкир из немецкого города Майнца, одолжил денег Иоанну Гутенбергу, чтобы тот построил печатный станок и напечатал самую важную книгу всех времен — Библию. В 1455 году Фуст подал в суд на Гутенберга и выиграл дело. Он получил и книги, и оборудование — как раз перед тем, как в 1456 году свет увидела Библия. В следующем году Фуст напечатал Псалтырь, а затем в 1465-м — классический текст «Об обязанностях» Цицерона. К 1500 году было отпечатано уже около ста тысяч копий этой книги. Наравне с Библией она стала бестселлером того времени. Единственной работой на латыни, изданной до Цицерона, был учебник «Искусство грамматики», который приписывают ритору IV века Элию Донату
[272]. К 1475 году, по прошествии десяти лет, уже было напечатано большинство латинских текстов. Греческие тексты издавались реже, потому что мало кто знал греческий. (Аристотеля напечатали в 1495 году, а Платона — только в 1494–1496-м. Так что его труды в эпоху Вазари воспринимались как нечто по-настоящему новое и увлекательное
[273].) Более того, греческие тексты были написаны от руки сложным византийским шрифтом, со множеством диакритических знаков и лигатур (соединенных букв). Поэтому вырезать читаемый типографский шрифт было той еще задачей. Главные книги, которые сегодня изучают студенты, — «Илиада» и «Одиссея» Гомера, труды Гесиода, трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида, истории Геродота и Фукидида — были доступны лишь немногим читателям. Автор комедий IV века Менандр, несмотря на невероятную популярность во времена Античности, оставался неизвестным, пока в XX веке не были найдены египетские папирусы с фрагментами его текстов.
Леонардо да Винчи принадлежало 116 книг — довольно много для личной библиотеки XVI века (для сравнения: у Лукреции Борджиа было пятнадцать). Эти книги позволяют нам понять, что за тексты составляли культурный базис читателей того времени, среди которых был и Вазари.
Список книг Леонардо увлекателен, но своеобразен, как и он сам
[274]. Во-первых, 116 книг — это больше, чем обычно прочитывал за всю жизнь образованный человек вроде Вазари. Также в библиотеке Леонардо много математических и эзотерических текстов, поэтому ее нельзя назвать типичной. Но, опираясь на несколько личных библиотек и на то, какие книги наиболее часто иллюстрировали художники XV–XVI веков, мы можем прийти к приблизительному списку текстов, которые, должно быть, вдохновляли Вазари и современных ему итальянских художников.
Леонардо называл себя человеком без образования (uomo sanza lettere), имея в виду, что никто не учил его латыни. Как и его друг, архитектор Донато Браманте, который называл себя так же, Леонардо наверняка умел читать на латыни и хорошо понимал прочитанное (как и другой «необразованный» художник — Рафаэль). Никто из них не мог писать и говорить на этом языке с мастерством ученого литератора Леона Баттисты Альберти, который был ведущим теоретиком и архитектором XV века. Вазари очень полагался на Альберти, но считал его разносторонность чем-то совсем иным, чем разносторонность Леонардо, Брунеллески и Микеланджело. Будучи ученым и в совершенстве владея латынью, Альберти занимал совсем другую ступень на социальной лестнице, нежели все эти художники, независимо от того, насколько они были умны и близки к своим покровителям. Он работал в папской администрации в Риме, делал архитектурные проекты для папы Николая V. И это он написал на латыни архитектурный трактат «О зодчестве». Разумеется, он был архитектором высшего класса. Но его социальное положение определялось литературными достижениями, а не достижениями в визуальных искусствах.
Вазари был художником, который учился латыни. Он занимал положение где-то между Альберти и большинством тех художников, о которых рассказывал в «Жизнеописаниях». Одной из главных задач книги было перебросить мост между «неучеными» персонажами, такими как Леонардо и Браманте, и «учеными», такими как Альберти.
Вазари и его близкий друг Винченцо Боргини могли знать наизусть Вергилия и Ариосто. Но самой сложной математической операцией, которой они владели, было деление в столбик — одна из четырех простейших операций для учащегося нынешней младшей школы. Во времена Вазари все чувствовали притяжение земли так же, как мы. Большинство знало, что земля круглая. (История о том, что Колумб развенчал миф о плоской земле, — это современный миф.) Но всего несколько натурфилософов осмелились высказать догадку, что в центре нашей планетарной системы, возможно, находится Солнце, а не Земля.
Латынь Вазари была отшлифована чтением ученых книг, но, конечно, не до такого блеска, как латынь Винченцо Боргини. Вазари читал классические латинские тексты со своим учителем в Ареццо. Вероятно, он заглядывал в них, когда собирался «изобрести» новую картину (создать invenzione). Но когда речь зашла о «Жизнеописаниях», книге художника о художниках и для художников, Вазари понял, что лучше писать на итальянском. У этого выбора был еще и патриотический аспект. Герцог Козимо одобрял сочинение официальных документов на итальянском. Он считал, что в тосканском диалекте сохранились ценные этрусские слова (что верно, но это были не те слова, которые Козимо и его двор считали этрусскими). Как раз в те годы тосканские ученые работали над тем, чтобы доказать, что тосканский — такой же богатый язык, как и латынь, если не более. Данте был живым примером того, что народному наречию можно придать драматические тона и писать на нем о материях сколь угодно возвышенных.