В истории с Перуджино и ультрамарином мы видим художника не просто как живописца, а как ловкого трюкача. Ему удается сделать так, чтобы пигмент исчез, а затем снова появился. И если это напоминает историю с Буффальмакко, то отнюдь не случайно. По всему тексту разбросаны похожие поучительные истории, проясняющие позицию Вазари. Лейтмотив «Жизнеописаний» — сходство художника с волшебником, иллюзионистом. Визуальные трюки позволяют достичь фантастического правдоподобия, демонстрируют почти магические способности художника. Щит с «Медузой» Леонардо испугал его отца, который подумал было, что это настоящая Медуза. Аналогично в «Жизнеописании» Брунеллески Донателло натыкается на резное распятие и разбивает яйца, которые нес в фартуке.
Знание латыни и греческого требовалось, чтобы понимать античные истории во всей их сложности. Но они так часто пересказывались в более простой форме, что каждый художник знал о них, даже если вообще не умел читать.
В то же время сам факт писательства поднимал статус Вазари, как поколением ранее он поднял статус Альберти. К тому же классические авторы вдохновляли его и давали уверенность в том, что он выбрал достаточно возвышенную тему (если любимые всеми классики писали биографии выдающихся людей, то это, несомненно, почтенное занятие). И Вазари был готов начать. Оставалось только найти главного героя, но тут не требовались долгие размышления.
19. Новый Витрувий
Микеланджело, который не умел писать на латыни, но прекрасно владел тосканским наречием, разумеется, был лучшим кандидатом на роль главного героя для национальной истории, написанной на национальном языке, вознесшемся до изящества латыни. Микеланджело выглядел героем, чья судьба и величие были предначертаны свыше, идеальным образцом человека и творца, а потому мог стать центром всего проекта Вазари.
Сам Джорджо тоже имел свой прообраз в античном мире. Был и среди античных авторов один выходец из ремесленников, который добился славы тем, что писал о своей профессии с точки зрения профессионала. Речь идет об архитекторе Витрувии. Его «Десять книг об архитектуре», посвященные императору Августу, оставались значимым трудом и при жизни Вазари. Витрувий получил хорошее образование, много путешествовал и отличался широкой эрудицией. Но в то же время он был ремесленником, который строил катапульты для Юлия Цезаря во время Галльской войны. Его трактат представлял архитектуру свободным искусством, уходящим корнями в философию. Витрувий считал, что образование архитектора должно охватывать и высокие области вроде космологии и городского планирования, и мельчайшие детали замешивания штукатурки и прокладки канализационных труб. Книга сочетала в себе редкую теоретическую строгость и множество практических советов. Она была написана своеобразным, иногда даже грубоватым стилем. В древнем мире не существовало ничего подобного. Ее влияние на Средние века и Возрождение сложно переоценить.
Важность Витрувия для кругов, в которых вращался Вазари, можно понять по тому, что на том знаменитом вечере рядом с кардиналом Фарнезе, Вазари и Джовио находился еще и Клаудио Толомеи, сиенский ученый, основавший Витрувианскую академию в Риме. В этом учебном заведении была удивительная программа, включавшая самые разные направления. Вместе учились художники, архитекторы и ученые, посвятившие себя изучению того самого трактата. Первое печатное издание Витрувия на итальянском наречии вышло в 1521 году. Второе — в 1535-м. Книга была постоянным спутником каждого архитектора. Когда Джовио предложил Вазари писать своими словами, разумеется, в уме он держал этого знаменитого автора. Особенно когда он заявил, что иначе результат получится неестественным, как у Плиния. Ведь Плиний вклинивал рассуждения об искусстве в текст о камне и металлургии. Для Джовио, человека изысканного вкуса, не могло быть ничего более мучительно скучного, чем очевидное отсутствие художественной восприимчивости у Плиния.
Подталкивая Вазари к писательству, Джовио, разумеется, полагал, что книгу следует писать на итальянском, а не на латыни. Ведь целью было донести ее до широкого круга читателей. Во вступлении к «Десяти книгам» Витрувий обещает Августу, что научит его оценивать качество архитектуры и сделает разборчивым заказчиком. Позже в книге он делает несколько замечаний по поводу прочих своих читателей и говорит о них как о людях занятых, имеющих мало времени на развлечения. Несколько раз у него проскальзывает интерес к тому, как женщины используют и воспринимают здания, потому что в Древнем Риме, конечно, встречались женщины, которые умели читать и писать и могли принимать решения о том, каковы должны быть здания. Джовио думал о столь же широкой публике.
Идея написать книгу на итальянском имела и политический аспект. Во времена Вазари «Италия» существовала как идея, но не как политическая единица. Полуостров был разделен на города-государства и одно большое Неаполитанское королевство. И везде люди разговаривали на разных диалектах, с разной грамматикой, разным произношением и разными словами. Были небольшие общины, которые говорили на совсем других языках: греческом, албанском, немецком, прованском. Сам Вазари с детства говорил на тосканском, гордясь тем, что на этом диалекте писали Данте и Петрарка.
Иное дело Рим. Местный диалект тут был ответвлением южноитальянского, однако смешался с тосканским из-за обилия тосканцев при дворе. Но в XV и XVI веках Церковь постепенно заговорила на своей, более универсальной, версии итальянского. Она называлась lingua aulica, или придворный язык, и представляла собой смесь диалектов, используемую для общения и в других итальянских городах. Таким образом, у Вазари был выбор: писать либо на lingua aulica, либо на тосканском.
То, что разговор о своих «Жизнеописаниях» Вазари начал за обедом у кардинала Фарнезе, а не во флорентийском дворце, означает, что он сделал свой выбор в пользу универсального языка, а не местного диалекта. За той точкой зрения на проект, которую, по всей видимости, отстаивал Джовио, стоит тысячелетняя культурная история католицизма. Предложение написать книгу впервые прозвучало, вероятно, в 1542 или 1543 году (как считают многие исследователи жизни Вазари) или же только в 1546 году. Заявляя, что разговор зашел в 1545-м, сразу после поездки в Неаполь, Вазари подчеркивает важность того, что он повидал Италию и поработал в разных областях
[278].
Серия этих тщательно поставленных диалогов открывает нам еще одну важную вещь о «Жизнеописаниях». Несмотря на то что книга была опубликована под именем одного человека, она представляла собой совместный проект с момента задумки до последних штрихов в типографии. Идея создать собрание художественных биографий во многом — по своим целям, количеству участников и областей знания — была близка к грандиозному проекту Витрувианской академии Клаудио Толомеи. Но имелось одно важное отличие. Оно касалось исключительно самого Джорджо и его способностей. Уже в 1550 году первое издание «Жизнеописаний» было готово к печати. Великие же достижения Витрувианской академии существовали преимущественно в голове Клаудио Толомеи.
