Джорджо хотел переехать всей семьей и поэтому не торопился. Он взял несколько небольших заказов в Ареццо и Кортоне и закончил их до переезда на север
[307]. У него были здравые практические соображения, почему не надо торопиться. Козимо начал наступление на Сиену в конце января 1554 года. И это столкновение, как любое столкновение между тосканскими правителями, грозило перейти на одну из оспариваемых обеими сторонами территорий — в пойму реки Кьяны. Владения семьи Вазари находились между холмами городов Ареццо, Кортоны и Монте-Сан-Савино. 17 июля сиенцы совершили набег на долину реки Кьяны, за которым последовало нападение на Ареццо. Должно быть, Джорджо видел инженеров Козимо, которые работали в Кортоне весной и летом того года, укрепляя массивные крепостные постройки этрусков.
Биндо Альтовити отправил из Рима своих солдат на помощь сиенцам. В 1548 году папа Юлий III назначил сына Альтовити архиепископом Флоренции, но Козимо не дал юному Альтовити занять должность (и до 1563 года не давал ему это сделать). Биндо организовал восемь кампаний республиканских изгнанников под руководством другого своего сына, Джованни Баттиста (того самого, который, будучи ребенком, присутствовал при битве Монтемурло в 1537 году). Теперь эти изгнанники стали со своими зелеными флагами под разноцветные флаги многонациональных сиенских войск, которые возглавил флорентийский изгнанник Пьеро Строцци. Кроме того, там были французские и германские наемники.
Решительная битва состоялась 2 августа у ручья Сканнагалло, неподалеку от Марчиано в Валь-ди-Кьяне. Каждая сторона выставила по одиннадцать тысяч пехотинцев. Как пишет Роман Вукайнк, специалист по военному искусству Европы, был «полдень над волнами возделанных полей, пестрящих виноградниками и отдельными черточками деревьев, которые расплывались в летней жаре. Стояла тишина, нарушаемая лишь жужжанием насекомых и звоном колокола соседней церкви»
[308].
Сотни тяжелых флорентийских всадников в полном обмундировании, ощетинившись копьями, пробили конницу франко-сиенских войск и врезались в ошеломленных солдат с фланга. Военная наука того времени гласила, что уцелеет та армия, которая сохраняет построение, действует и перемещается, как стая вооруженных птиц, двигается в унисон и остается нетронутой. Зная это, флорентийцы попытались разбросать сиенцев залпами из пяти пушек, расположенных на небольшом холме. Выстрелы наполнили августовский воздух зловонием и дымом пороха. В то же время кавалерия ударила по флангу. Сиенские солдаты дрались преимущественно пиками и аркебузами (очень неточные протовинтовки, которые зачастую были более опасны для стрелка, чем для его цели), а также мечами и маленькими круглыми щитами под названием ротелла, предназначенными для боя на близкой дистанции. Флорентийцы были вооружены похожим образом. Артиллерия и кавалерия эффективны против пехотинцев, но атака всадников может быть отбита рядом выставленных пик, на которые лошади инстинктивно не пойдут. (Хотя тренированные боевые лошади иногда становились нечувствительны к этому инстинкту и даже бросались с утесов, если того требовал их наездник.) Если разбить фалангу пикинеров, то лошади смогут прорваться, и всадники начнут громить пехоту, чьи пики совершенно бесполезны на близкой дистанции.
Флорентийская кавалерия разбила линию. Но у сиенцев были германские наемники, которые контратаковали. Вукайнк описывает эту сцену так: «С ревом вниз по холму, с копьями, устремленными на имперских испанцев (на стороне Флоренции), ветеранов сицилийской и неаполитанской кампаний. Ряды торчащих копий с обеих сторон создали две стены защищенной плоти, заключенной в стальные нагрудники и круглые шлемы». Получилась невероятно жестокая свалка. Вукайнк продолжает:
«Каждая сторона пыталась прорвать ряды другой. Отдельные проворные солдаты проползали под скрипящими столбами и пытались порезать сухожилия солдатам первых рядов. Надо всем этим лязгом и скрежетом дерева и стали висела дымка от стрельбы и пыль горелой земли, мешаясь с испанскими и германскими командными выкриками, которые разносились над хрипящей массой противников, противостоявших друг другу десятилетиями. Крики раненых, вой отчаяния, пугающий рев и подбадривающие выкрики — всё это прорезало воздух под гербом Медичи, красным бургундским крестом и французскими лилиями, дико трепыхавшимися на туче флагов, которые несли на поле боя под грохот барабанов и рев труб»
[309].
За два часа было убито четыре тысячи сиенских солдат (в том числе французских союзников и германских наемников) и еще столько же ранено или взято в плен. Поражение оказалось ужасным. Флорентийцы вместе с испанскими союзниками потеряли всего несколько сотен солдат. У небольшого ручья, возле которого развернулась битва, было пророческое название Сканнагалло (от итальянского scannare — «убить» и Galli — «галлы», французские племена).
Джан Джакомо Медичи дошел до Сиены, которая была в осаде с января. Надежды Биндо Альтовити на революцию во Флоренции умерли в этой битве вместе с надеждами Сиены на сохранение независимости. Джованни Баттиста Альтовити удалось сбежать обратно в Рим, где он вернулся к банковскому делу. Однако 17 сентября Козимо объявил его «бунтарем против народа» и изгнал из Флоренции.
Вазари тоже пострадал в этой битве. В письме к Микеланджело от 20 августа он пишет из Флоренции, что «мои дома, сараи и амбары ограблены французами, а скот украден»
[310]. Всё это сотворили французские наемники, которые сражались на стороне Сиены. Дома были собственностью Вазари в деревне, которой он владел вместе с домом в Ареццо. Взаимная неприязнь между французами и итальянцами существовала долго. Так, например, итальянцы называли сифилис «французской болезнью», а французы — «итальянской болезнью». Никто не знал, откуда пришла эта зараза, но когда французские отряды то ли привезли ее, то ли подхватили в неаполитанских борделях в 1495 году, она распространилась по всей Италии. Многие солдаты бывали и в Новом Свете, так что, возможно, болезнь завезли из Америки. Обычным средством, смягчающим симптомы (лечения не существовало), было употребление ртути, которая, как мы знаем, смертельный яд. Сифилис передается половым путем, приводит к высыпаниям, язвам и волдырям и в конце концов может разъесть всё тело. Макиавелли драматично рассказывает о болезни, описывая проститутку, которую он посетил в темноте и от вида которой при свете его вырвало. Она оказалась беззубой, изъеденной язвами старухой, покрытой «пурпурными цветами» — так эвфемистически называли характерные поражения кожи. Чезаре Борджиа подцепил болезнь в неаполитанском борделе в возрасте двадцати двух лет. Его страдания аккуратно описывал придворный доктор Гаспар Торелла, чье лечение было добросовестным, но абсолютно бесполезным. Болезнь распространялась по Европе, скорей всего, вместе с солдатами, которые посещали бордели везде, где оказывались. Из Неаполя сифилис дошел до Эдинбурга. В 1539 году доктор из Севильи в своем трактате утверждал, что болезнью страдает миллион человек. В 1530 году эпическая поэма доктора и поэта Гироламо Фракасторо «Сифилис, или Французская болезнь» подарила болезни имя и легенду о происхождении: Аполлон, бог чумы, лечения и солнца, поразил ей высокомерного пастуха Сифила, чтобы наказать его. Альбрехт Дюрер писал: «Бог уберег меня от французской болезни. Ничего не боялся я больше этого… Почти у всех мужчин она есть и съедает их до самой смерти»
[311]. Действенное лечение появилось только в 1910 году.
