Движение под названием минимализм возникло в Нью-Йорке в 1950–1960-х годах. Но идея, что чем меньше, тем лучше, давно бытовала в искусстве, начиная с тех самых первых наскальных рисунков в пещерах. Кикладские статуэтки греческих островов датируются 3300–2000 годами до нашей эры. Это одни из самых древних произведений оседлой цивилизации. В каком-то смысле они представляют собой просто вылепленные статуэтки со стилизованной треугольной головой, иногда двумя точками вместо глаз и выступом вместо носа. Горизонтальные линии символизируют руки и лобковый треугольник. Одна из этих статуэток под названием Спедос, хранящаяся в Лувре, представляет собой женскую голову, сведенную к щитообразному овалу с треугольным выступом вместо носа (примерно 2700 год до нашей эры).
Всегда есть соблазн сказать, что художники ранних цивилизаций упрощали формы, потому что не могли создать более сложные. Нет сомнений, что достижения Возрождения в деле создания иллюзии (точка перспективы, ракурс) были грандиозными. Но искусство каждого периода в каждом уголке мира доказывает, что с помощью комбинации линий и форм может воссоздать предмет (человека, быка, птицу) так же мастерски, если не более мастерски, чем старательно воспроизводя всё, что видит глаз. Кикладские статуэтки неплохо смотрелись бы рядом со скульптурами Бранкузи и полотнами Мондриана. Причина в том, что и древние, и современные художники выбрали путь избавления от всего лишнего и сосредоточения на самом основном, что составляет образ живого существа, места или предмета.
Пит Мондриан и Константин Бранкузи — два прославленных художника-абстракциониста XX века — умели рисовать и делать реалистичные скульптуры. Их выбор делать по-другому основан на их философии. К примеру, Мондриан увлекался деревьями. До абстракционизма он рисовал деревья, как их видит глаз: ствол с тщательно проработанной корой, ветки с пучками листьев. Затем он попробовал отступить, очистить изображение, убрать из него лишний натурализм. Так что его следующей картиной, наверное, был просто ствол с ветками. Он всё еще оставался узнаваемым, но кора, листья и природная асимметричность исчезли. Мондриан повторял этот процесс раз за разом, пока у него не получилась серия линий. Одна была стволом, другие ветками, но изображение по-прежнему содержало в себе «древесность». В какой-то момент Мондриан больше не мог убирать линии, если хотел, чтобы дерево оставалось на картине. Тут он остановился. Его самая известная сегодня работа «Буги-вуги на Бродвее» принадлежит к серии с цветными квадратами и линиями. На полотне нет никаких форм, но есть свет, оживление, движение и волнение Бродвея. Бранкузи можно назвать аналогом Мондриана в мире скульптуры. В своей «Птице в пространстве» он отбрасывает любой натурализм и являет перед зрителем саму идею птицы в полете.
Хвалит ли Вазари абстрактное искусство, когда пересказывает историю джоттовского «О», в которой так прекрасно сочетаются мастерство и бравада? Нет, мы слишком многого от него ждем. Глава о Джотто открывается похвалой реалистичным произведениям этого художника. Правдоподобность его овечки отметил проходящий мимо Чимабуэ и решил взять Джотто в ученики. Далее Вазари утверждает, что Джотто превзошел своего мастера. Данте в «Чистилище» (песнь 11) использует Чимабуэ и Джотто, чтобы показать недолговечность славы. Средневековая мысль, аналогичная утверждению Уорхола, что всем нам суждены пятнадцать минут славы:
Credette Cimabue nella pittura
Tener lo campo, e ora ha Giotto il grido,
Si che la fama di colui e oscura.
Кисть Чимабуэ славилась одна,
А ныне Джотто чествуют без лести,
И живопись того затемнена
[384].
Вазари часто использует этот троп и показывает, как ученик превзошел учителя. Еще он пишет, что «Джотто освободил себя от грубой греческой манеры», под которой он подразумевает византийский стиль иконописи. Он был в моде, когда Чимабуэ и его ученики Джотто (из Флоренции) и Дуччо (из Сиены) решили изобрести новую форму искусства, более реалистичного, объемного и эмоционального.
Вазари чаще всего хвалит способность художника создавать иллюзии, что требует таланта к реализму, а не к абстракции. Нет, анекдот об идеальном круге — это история о художнике-маге, который использует свою талантливую руку для того, для чего обычным людям понадобился бы инструмент. А еще это история о том, как повысился статус художника в Италии раннего Нового времени. Вместо того чтобы просить папу о заказе, Джотто полагается на свое умение и способность папы оценить зашифрованную, но, по сути, ключевую демонстрацию чистого искусства.
На протяжении большей части истории произведения искусства оценивались по тому, можно ли, говоря о них, дать положительный ответ на три вопроса Аристотеля: 1) хорошее ли оно? 2) прекрасное? 3) интересное? Затем пришел Марсель Дюшан, радикальный мыслитель, великий кубист, шахматный игрок и enfant terrible современного искусства. В 1917 году Дюшан купил писсуар, написал на нем выдуманное имя R. Mutt (фактически это было имя компании, которая продавала писсуары) и принес его на выставку в Париж. Он заявил, что нашел величайшую скульптуру, и потребовал, чтобы она была принята в музей. Его со смехом выгнали из зала, но через несколько лет музей действительно приобрел то, что позже стало называться «Фонтан».
С этого момента взгляды на искусство расходятся. До сих пор есть художники, которые следуют идеалам Аристотеля и считают, что искусство должно основываться на мастерстве, что оно должно быть эстетически приятным и интересным. Но с 1917 года открылась и другая дорога. Теперь ему достаточно быть только интересным. Концептуальное искусство, перформанс, временные инсталляции и весь мир необычного, реакционного, революционного, а иногда попросту плохого искусства вырос из одного иконоборческого жеста Дюшана. Идеальный круг Джотто внезапно стал самодостаточным произведением искусства, а не демонстрацией мастерства и способом получить заказ на классическую живопись.
Эта проблема возникает только тогда, когда кто-нибудь пытается сравнить традиционное искусство с тем, которое основано на идеях. Часто приходится слышать от человека, не изучавшего искусство или его историю, что он «ненавидит современное искусство», подразумевая под ним обычно минимализм, или искусство, которое не демонстрирует мастерство художника напрямую. Иными словами, что-то, о чем подобный комментатор думает: «Я тоже так смог бы». Конечно, Джефф Кунс не чета Бенвенуто Челлини; конечно, полотна Дэмиена Хёрста кажутся смешными, если сравнивать их с творениями Перуджино. И Хёрст сам это охотно признаёт. Ему и незачем соревноваться с великими в виртуозности. Нет никакого соревнования между Мариной Абрамович и Микеланджело. Микеланджело по всем параметрам далеко впереди. Правда в том, что не нужно сравнивать два стиля искусства. Каждый из них нужно рассматривать на его собственном поле. Каждый из них прекрасен и имеет свои изъяны. Классические художники пытались сделать произведения хорошими (демонстрирующими техническое мастерство), прекрасными (возвышенными и эстетически приятными), интересными (задевающими мысли и чувства, содержащими отсылки к истории, теологии, философии и другим произведениям). Дюшан и ему подобные художники XX века не пытаются создать ни хорошее, ни прекрасное искусство. Искусство должно быть интересным: вот что важно для них.
