Однако Аллистер рассказал совсем не то, на что рассчитывал Джейн.
– Ну так вот, человек, за которым я следил…
– Несомненно, для того, чтобы спереть его бумажник, – вставила Барбара.
– Следил… – продолжил Аллистер, всё еще делая вид, будто чист, словно первый снег. – Это было с неделю назад. На улице он встретил другого человека, и они поболтали немного, а я держался поодаль и выжидал. Не то чтобы подслушивал, но невольно слышал, о чем они говорили. Речь зашла о Дне Альянса, потому что он близился, и первый человек сказал что-то вроде «бурые» праздновать не будут. Второй рассмеялся и ответил, что в этом году у них будет еще меньше поводов радоваться, потому что кое-кто на Персефоне считает их военными преступниками и собирается предать их суду. Типа, народные мстители или линчеватели. Вот почему в наше время нужно как можно меньше болтать о войне, мама, и о том, чем ты тогда занималась.
– Когда у тебя такая тяжелая болезнь, как у меня, – ответила Барбара, – тебе как бы всё равно, что можно говорить, а что нельзя.
– Мне не всё равно, – сказал ее сын. – В общем, эти двое, похоже, считали, что это не просто разговоры. Что мстители действительно существуют. И им обоим казалось забавным, что на «бурых» нападают просто за то, что они – «бурые». Как будто они это заслужили.
– Они еще что-нибудь сказали? – спросил Джейн.
Аллистер пожал плечами.
– Я больше ничего не помню. Потом разговор свернул на другую тему.
– Может, это просто сплетни, – заметил Джейн. – Может, они травили друг другу байки.
– А вот меня не удивило бы, что на Персефоне есть люди, мечтающие посчитаться с бывшими «бурыми», – сказала Барбара. – Может, вы не заметили, мистер Кобб, но большинство жителей этой планеты – заблудшие души, которые считают победу Альянса даром небес. Они с радостью пресмыкаются перед победителями, и, наверное, можно сказать, что преследование проигравших – это своего рода раболепие. Возможно, высшая степень раболепия.
– Хм. – Джейн обработал только что полученные сведения так, как обрабатывал их всегда – медленно и нерешительно, словно человек, который идет босиком по мокрым, скользким камням. Он пришел к выводу, что исчезновение Мэла может быть связано с существованием группы, стремящейся отомстить «бурым». Вполне возможно и то, что Мэл пропал по другой причине, а слухи о линчевателях – это просто слухи. Более того, слухи получены не из первых рук – ведь их сообщил кто-то другой, а именно: Аллистер.
Джейн переступил с ноги на ногу. Ему давно уже пора валить отсюда.
– Ну, приятно было с вами познакомиться и всё такое, – сказал Джейн, – но…
– Но вам пора, – закончила за него Барбара.
– Ага. Честное слово, мне очень нужно заняться делами.
– Еще раз спасибо вам, мистер Кобб, за то, что присмотрели за Аллистером и привели его домой.
– Прошу вас, зовите меня Джейн.
– Мне кажется, Джейн, что вы хороший человек. Мне кажется, что в глубине души вы умеете сочувствовать людям. А это редкое качество.
– Вы меня с кем-то спутали, – резко ответил Джейн, но, выйдя из квартиры, он печально улыбнулся.
Он щелкнул своим коммуникатором.
– Зои?
Нет ответа.
Джейн стукнул устройством о ладонь, надеясь вернуть его к жизни, а затем снова попытался выйти на связь с Зои, но с тем же результатом.
Проклятые штуковины. Зачем нужна вся эта техника, если она не работает как надо?
Оглядевшись, чтобы сориентироваться, Джейн направился к доку, где стоял «Серенити».
9
Холод. Холодная, холодная земля. И твердая.
Страшные взрывы с ревом сотрясали землю, заставляя бедра, плечи, колени и голову Мэла подпрыгивать. На открытом участке, где поблизости не было ни одного укрытия, зажигательные бомбы падали волнами, поднимали в воздух тонны камней и обломков. Ударные волны выдавливали из груди воздух. Мэл хотел убежать, но ноги отказывались держать его, и бежать всё равно было некуда. Смерть падала с небес, и оранжевые вспышки взрывов отражались над низко нависшими облаками.
Долина Серенити. Место, где «бурые мундиры» потеряли почти шестнадцать бригад и двадцать групп летающих танков. Где от двух тысяч солдат, которыми командовал Мэл, осталось сто пятьдесят. Где «57-х Гуртовщиков», его взвод, уничтожили почти полностью. Где Верховное командование приказало войскам сдаться, хотя, получи они поддержку с воздуха в критический момент, они могли бы победить.
В глубине души Мэл понимал, что сейчас заново переживает момент из прошлого. Но, чёрт побери, всё казалось таким настоящим, ярким и мощным. Повсюду подстерегала мгновенная смерть. На него посыпались камни; он свернулся калачиком и закрыл голову руками.
Затем, посреди этого адского обстрела и летающей повсюду земли, откуда ни возьмись появилась белая курица. Не подозревая об опасности, она подошла к его лицу и, наклонив голову набок, сказала:
– Добрый вечер.
Это потрясло Мэла, и он пришел к выводу, что сейчас спит. Он еще ни разу не встречал курицу с таким басовитым голосом. Но он был уверен, что эти слова кто-то сказал, потому что теперь, когда он окончательно проснулся и когда сердце грозило выскочить у него из груди, звук голоса всё еще звенел в его ушах.
Он ничего не видел. Все было таким чернильно-черным, что Мэл задумался – а не ослеп ли он?
Затем, когда мозг прекратил кататься по черепу, словно мячик, зуд в ушах и в носу опроверг его предположение. Чёрт побери, кто-то надел ему на голову мешок.
Судя по ощущениям, мешок из грубой ткани – джутовый. В одном ошибиться было невозможно: он вонял… куриным кормом. Мэл лежал на боку на какой-то решетке или ребристой поверхности – возможно, на металлическом полу палубы.
Ударные волны не сдавливали его грудь: его расплющивали изменяющиеся перегрузки. А взрывы были вовсе не взрывами, а непрекращающимся грохотом вырывающихся наружу выхлопных газов ракетного двигателя. Да, он точно на каком-то корабле – может, даже на своем собственном, и лежит на полу с руками, связанными за спиной. Его лодыжки тоже были связаны.
Скорее всего, это означает, что у меня проблемы.
Последнее, что он помнил, и то нечетко – это драка с Хантером Ковингтоном и его тремя громилами у бара Таггарта. И он держался, пока Ковингтон не вырубил его с помощью какого-то газа, хранившегося в трости с головой змеи. Грязный трюк, иначе и не скажешь. Почему нельзя было просто врезать по голове прикладом?
Его «Молот свободы», конечно, исчез. Он не чувствовал знакомой тяжести оружия на бедре. Конфисковали наверняка. Разумная предосторожность со стороны его похитителей. Всё равно он не смог бы дотянуться до «Молота» связанными руками. Он проверил свои путы, почувствовал грубость веревки на запястьях. Тот, кто его связал, сделал это правильно. Узлы были такими крепкими, что пальцы онемели. Лодыжки тоже были надежно связаны.
