– А он, случайно, не компьютеризирован? Не подключен к Сети?
– Нет. А что?
– Я подумал, может быть, ты сможешь оказать мне небольшую услугу… Провести некоторые изыскания. Если это возможно, я хотел бы, чтобы ты просмотрел столько старых номеров, сколько сможешь, и составил список всех смертей, которые произошли здесь с момента открытия Университета – самоубийств, убийств, несчастных случаев и так далее. Всего, что, по твоему мнению, может иметь отношение к нашему делу. Всего, что выглядит странно и необычно.
– Сделаю, – Джим кивнул.
– Не знаю, что это нам даст, но знание – сила. И кто знает, вдруг мы на что-то наткнемся…
– Ну, а сейчас-то как? Просто сидеть, ждать и ничего не делать?
– Если у тебя есть другие предложения, буду рад их выслушать. Все, кроме предложения взорвать универ. Потому что мне никакая другая мысль в голову не приходит. Предупреди всех – тех, кто выслушает тебя и поверит. Постарайся поднять тревогу. И держи глаза и уши открытыми. – Йен передернул плечами. – Сделай все, что сможешь.
– Но это не так много, правда?
– Немного, – согласился профессор. – Но сейчас нам больше ничего не остается.
* * *
Джим не смог полностью выбросить физиономию из головы, но затолкал ее достаточно далеко, чтобы иметь возможность сосредоточиться на занятиях и газете. Газету они вообще закончили вовремя. Если не возьмутся за ум, то станут, чего доброго, соблюдать сроки и превратятся в эффективных, компетентных и профессиональных сотрудников.
Он вовсе не собирался возвращаться один в отдел новостей, поэтому перенес свой рюкзак в отдел выпуска, на тот случай, если ему придется остаться после всех. Однако большинство редакторов никуда не разошлись после того, как макет был закончен. И тем не менее, у него не было никакого желания возвращаться в отдел новостей.
За окном было уже темно.
Паркер представил себе, как вырубятся лампы, как захлопнутся и запрутся двери, как экраны компьютеров синхронно замигают и как это трехмерное зеленое чудовище заорет на него со всех четырех мониторов.
Ему захотелось рассказать остальным о том, что произошло, но для этого он был слишком сбит с толку. Даже Фарук, который, Джим был в этом уверен, услышал обрывки его разговора с доктором Эмерсоном, и тот ничего не знал о происшествии. По крайней мере, он ничем этого не выказывал, и когда Джим попросил его закрыть отдел новостей и выключить там компьютеры и свет, сделал это без всяких комментариев.
Паркер почувствовал себя неловко, послав на дело ничего не ведающего человека, и выдохнул, только когда редактор новостей как ни в чем не бывало вернулся несколько минут спустя.
– Спасибо, – искренне поблагодарил он его.
– Обращайся. – Фарук как-то странно посмотрел на него.
Теперь все они собирали вещи и готовились уйти, и Джим сделал всё для того, чтобы коллеги ушли группой и ни один не остался на этаже в одиночестве. И когда Джин вспомнила, что забыла в редакции папку с проектом, Паркер заставил всех ждать, пока она вернется. Некоторым это могло показаться странным, но ему было на них наплевать, и он не стал никому ничего объяснять.
Фарук повез макет в типографию, Джин отправилась в библиотеку, а остальные собрались в клуб, чтобы немного расслабиться. Они и его пригласили, но Джим отговорился, объяснив, что ему еще надо зайти к Хови и проверить, как у него дела.
Расстались они перед зданием, направившись каждый по своим делам. Джим проследил, как его коллеги скрылись из глаз, и только потом побежал в сторону парковки.
Он не остановился и не притормозил, пока не оказался в безопасности общаги.
III
Бакли не мог понять, кто виноват, он или студенты, но что-то сегодня пошло не так, и он распустил свой семинар по Чосеру на час раньше положенного срока. На этом занятии они должны были проработать «Рассказ мельника»
[66] – обычно это было одним из самых ярких занятий в семестре, – но сегодня дискуссия тянулась ни шатко ни валко и расшевелить этих разгильдяев было просто невозможно.
Наконец Бакли сдался, устав от звуков собственного голоса, от того, что великолепный вульгарный юмор автора не производил на них никакого впечатления, от того, что перед ним была аудитория, полная тупых физиономий. Но, распуская их, он из вредности велел им написать анализ юмора «Рассказа мельника» на трех-пяти страницах и при этом пользоваться определением юмора, которое дал Нортроп Фрай, а не С. Хью Хольман.
Конечно, это задание добавит ему работенки, потому что придется выставить оценки, но его работа была проще, чем у них, так что он нашел такое наказание вполне соответствующим степени их вины.
А кроме того, он всегда может поручить оценку работ какому-нибудь выпускнику.
Взглянув на часы, Бакли поднял свой портфель. Половина девятого. Неплохо. Он успеет домой до девяти и посмотрит «Клоунов-убийц из космоса». Нет ничего лучше, чем закончить неудачный день просмотром такой восхитительной хрени.
Выключив свет и закрыв дверь аудитории, он пошел по холлу в сторону лифта. Вокруг стояла тишина, которую нарушало лишь его громкое прерывистое дыхание да негромкое шарканье его теннисных туфель по полу.
Бакли пошел быстрее.
Сегодня днем Йен отвел его в сторонку и рассказал свою безумную сказку, и хотя Бакли выслушал ее со скептическим выражением на лице, в действительности он не был так скептичен. Этого он Йену не сказал, поскольку считал, что тот ждет от него каких-то рациональных возражений и здорового приземленного подхода, да и рассказ, в общем-то, не произвел на него слишком сильного впечатления. Демона в компьютере было действительно сложновато воспринять, но эту историю он отнес на счет того стресса, который испытывал Йен. Все остальное – ненормальное поведение и насилие – он и сам успел заметить.
Черт, может быть, даже это существо не было так уж притянуто за уши. Может быть, юнец действительно видел лицо на экране. Может быть, какой-то психованный компьютерщик сделал такую программу, чтобы та его напугала.
Его такие вещи уже давно не удивляют.
Особенно в этом семестре.
Пришел лифт, и Бакли вошел в него, нажав кнопку первого этажа. Он всегда считал Университет немного странным. Правда, он нигде больше не преподавал, так что, может быть, все университеты странные, но он в этом сомневался. Его первым впечатлением было то, что люди в универе – студенты, сотрудники и преподаватели – были необычно недружелюбными. Хотя, конечно, не демонстрировали это слишком откровенно. Было в них что-то, чего он не мог понять или определить. Но тех, с кем ему пришлось столкнуться, окружала аура враждебности, которая ему совсем не понравилась. Со временем, когда Бакли получше узнал людей, эта враждебность исчезла, – и тем не менее он считал, что на кафедре слишком много внутренних склок, а среди студентов слишком высок процент психически и эмоционально нестабильных личностей.
