– Мне сегодня выпускать газету, так что не стоит рассчитывать на меня, пока я не закончу с этим. Но склеп в твоем распоряжении. Я принесу тебе стул и, может быть, магнитофон, чтобы тебе не было одиноко.
– Склеп… – Фэйт передернула плечами. Точнее сказать трудно.
Сзади них раздался сигнал, и они чуть не подпрыгнули. Фэйт обернулась. Какой-то парень с косичкой, на раздолбанном микроавтобусе «Фольксваген», махал им, высунув руку и голову из окна.
– Вы уезжаете?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, – ответил Джим.
– Черт. – Парень выключил двигатель.
Джим сжал ее руку. Она подняла на него глаза, и он состроил гримасу.
– В чем дело? – спросила Фэйт.
Паркер оглянулся, чтобы убедиться, что их никто больше не видит.
– Больно…
– Мне тоже. – Она кивнула, улыбнувшись.
– То есть мне действительно больно. Может быть, даже идет кровь.
– Прости. – Она слегка пожала ему руку.
– Ты здесь ни при чем. Но теперь придется… немного… ну, ты понимаешь.
– Ерунда. – Но это была вовсе не ерунда, и Фэйт почувствовала приступ непонятного раздражения.
Придется ждать несколько дней?
Она действительно дочь своей матери.
Фэйт постаралась не брать в голову это раздражение, постаралась, чтобы ее внутренние ощущения совпали с понимающим выражением на ее лице.
Несколько дней?
Она не была уверена, что сможет выдержать так долго.
V
Йен стоял в приемной кафедры и просматривал свою почту, в надежде – и в то же время в страхе, – что увидит письмо от Гиффорда Стивенса.
Ничего.
Приглашения на конференции, бланки на получение грантов, реклама учебников.
Он свалил всю кучу в корзину для бумаг и, повернувшись, улыбнулся Марии, которая как раз вешала телефонную трубку.
– Как дела?
– Бывало лучше, – секретарша пожала плечами, – а бывало и похуже.
– Такова жизнь.
– Да, мне про это уже говорили.
Йен кашлянул и направился к двери.
– Доктор Эмерсон?
– Да. – Он вновь повернулся к Марии.
– А вы разбираетесь в компьютерах?
– Ничего не смыслю. Но могу притвориться, что разбираюсь. А в чем проблема?
Нахмурившись, женщина указала на экран перед собой:
– Вот, посмотрите.
Эмерсон обошел вокруг ее стола, напоминающего кокпит самолета, и взглянул на экран.
Сердце затрепетало у него в груди.
На экране было лицо.
Ужасно перекошенное, трехмерное лицо, состоящее из изогнутых линий, ухмылялось и грубо подмигивало ему.
Затем оно исчезло. Отдельные линии, составлявшие его, стали разрушаться, двигаться по экрану, превращаться в пиктограммы: скрученные спирали, треугольники с острыми углами, странно угловатые фигурки животных.
– Ну вот, что с ним такое? – спросила Мария, и ее озадаченный, но безмятежный голос говорил о том, что она видит все происходящее просто как одну из последних причуд настольного компьютера, из-за которой нечего волноваться.
Руки Йена тряслись. Ему практически приходилось заставлять себя дышать.
– А вы выключите его, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. – Выключите, а потом включите – вполне возможно, экран очистится.
Она выключила питание.
Пиктограммы никуда не делись.
– Странно. Может быть, выключатель сломался? – Мария стала щелкать им.
Экран опустел.
Она уже хотела было вновь включить компьютер, но из монитора раздалось шипение статического электричества и послышался шум в ритме стаккато, который напоминал электронное воспроизведение звуков, издаваемых погремушками гремучей змеи. Мария быстро отдернула руку, и из темноты экрана вновь возникло лицо, на котором, в такт шуму, раскрывался рот с двумя клыками.
– Доктор Эмерсон? – Она повернулась к Йену, и в ее голосе появились новые нотки.
Испуг.
– Я не знаю, что это такое, – ответил Йен. Он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть изображение, но его руки оставались на спинке кресла секретарши. Ему не хотелось дотрагиваться до клавиатуры.
Под лицом появилась зеленая полоска, которая развернулась на весь экран, и по ней побежали слова, написанные мелкими черными буквами на зеленом фоне.
Он читал их по мере их появления:
«Передайте доктору Эмерсону, чтобы завязывал».
Движение рта лица и шипение статики были синхронизированы с появлением отдельных слогов, составляющих слова.
– И что это значит? – спросила Мария, а Йен покачал головой, показывая, что он не знает.
Но он знал.
На экране появились новые слова:
«Или я оторву ему голову».
«Скажите доктору Эмерсону, чтобы завязывал, или я оторву ему голову».
Я. Кто такой этот «Я»?
Университет?
На лице в компьютере появилась ухмылка.
Йену захотелось разбить монитор, сбросить его на пол, растоптать, убить, но он знал, что Мария примет его за сумасшедшего.
А кроме того, если он это сделает, лицо вполне может вновь появиться на экране любого компьютера в кампусе.
Почему он верит Стивенсу? Почему думает, что это все проделки самого Университета? Почему не думает, что это какой-то демон, призрак или внешняя сущность?
Да потому что это уже давно у него в голове: «Дом на холме», «Соседний дом», «Сожженные приношения»…
[67]
А что, если Стивенс тоже черпал в них свое вдохновение? Что, если это всего лишь куча случайных совпадений, объединенных воедино составителем антологии хоррора, который просто перечитал книг ужасов?
Нет.
Лицо на экране компьютера – реальность. И всплеск насилия в этом семестре – тоже.
– Что это такое? – повторила вопрос Мария, не отрывая глаз от экрана. – Что это должно означать?
– Я не знаю, – ответил Йен.
– Вы думаете, что к этому приложил руку какой-то хакер?
– Возможно, – солгал он. – Думаю, что вам стоит рассказать об этом Киферу и попросить его поговорить с кем-нибудь с кафедры программирования, чтобы они с этим разобрались. А сейчас я на вашем месте отключил бы компьютер и отнес его в кладовую.
