Ключевой вопрос для вмешательства России в этом регионе, да и вообще для региона в целом – это палестинский вопрос. На территории Сирии на момент начала военных действий находилось около 600 тысяч палестинцев. В секторе Газа, напомню, между ихванами и салафитами были вооружённые столкновения, в результате которых ХАМАС уничтожил салафитов и ваххабитов в Газе просто физически. Включая, кстати, женщин и детей – погибли целые общины. Поэтому, тут, извините, между суннитами нет никакого единства – там единство такое, как было у нас, в 1918–1919 годах между красными и махновцами на территории Южной Украины – вроде бы все против Врангеля, но при первой возможности они готовы убивать друг друга. Я считаю, что приход России туда – это чисто политическое присутствие, для палестинцев – это выдох облегчения: наконец-то появляется понятный полюс, с которым можно вести переговоры. Напомню, что все палестинские фракции, кроме радикальных салафитских, имеют давнюю традицию переговоров с Россией. Я считаю, что никакой консолидации мусульман против России не будет на территории Сирии. Потому что за спиной каждой группы стоят государства, между которыми существуют непримиримые противоречия.
Александр Владимиров,
президент Коллегии военных экспертов России:
Я буду говорить с точки зрения «теории войны». С точки зрения «теории войны» хочу начать со слов генерала Макашова: «Товарищи офицеры, прекратите заниматься пессимизмом!»
Во-первых, эта операция прорабатывалась минимум полтора года. Россия соблюла все формальные процедуры и официальным агрессором быть не может.
Россия входит в войну ситуативно и технически грамотно. Мы дождались, когда наступил момент понимания, что режим Асада не «сольётся», не посыплется сам. Это стало очевидно для всех. В стане противников Асада разброд и шатания дошли до предела. Западная коалиция получила стратегический военный тупик.
Нами достигнута определенная стратегическая внезапность и осуществлен перехват стратегической инициативы. Такого не было у нас с 1968 года. Были выбран, правильный момент и метод реализации. На сегодняшний день Россия получила максимальный политический эффект от своих действий. Теперь наша задача – достичь стратегически устойчивого эффекта, основанного на этом начинании.
Сирийская пустыня
Сирийский конфликт иного решения, кроме военного, не имеет. Сперва враг должен быть разбит, и только после этого возможны переговоры с теми, кого допустят к ним, с кем мы и Асад согласимся сесть за стол переговоров.
Что такое война в Сирии? Сирия – это пустыня, в которой есть базовые перекрестки, базовые поля и города. И драка идет не за территорию вообще, а за эти перекрестки, поля, за воду, за населенные пункты. И когда говорят, что кто-то занял столько-то процентов территории – это ничего не значит. Все военные задачи решаются в населенных пунктах, где есть вода, инфраструктура.
Может ли стать Сирия для нас вторым Афганистаном? Нет, конечно. Во-первых, мы не имеем такой задачи, как в Афганистане, а во-вторых, внутренний сирийский конфликт не требует нашего вмешательства. Такого, чтобы мы за кого-то воевали, за какую-то сторону.
Конечно, тут есть масса рисков, будет вал информационных «вбросов» и пропаганды. Этого не стоит бояться, мы должны навязывать свою инициативу. Если проанализировать, какие заявления делают сейчас Госдеп, Пентагон, президент Обама – это всё разные заявления, это говорит о том, что у них сейчас нет единого плана, они буквально пишут «на коленке», и мы должны этим пользоваться.
Виталий Аверьянов,
исполнительный секретарь Изборского клуба:
Мы слышим в основном две крайние трактовки сегодняшней политики Путина на сирийском направлении. Первая из них – он сошёл с ума в очередной раз (мол, первый раз был, когда принималось решение о воссоединении с Крымом – теперь, дескать, повторно сошел с ума.) Вторая трактовка: Россия, действуя в упреждающем режиме, разрывает «петлю Анаконды». Из этих двух попыток объяснения мне ближе вторая. На мой взгляд, фактически речь идет о предотвращении или существенной отсрочке мировой войны, которая должна была развиваться по сценарию управляемого хаоса, – как гибридные многоочаговые конфликты по периметру границ России и Китая.
Каковы решаемые задачи в данной кампании? Прекращение гражданской войны в Сирии и закрепление там российских военных баз, которые позволят контролировать значительную часть Средиземного моря. Россия могла бы значительно увеличить своё влияние в регионе, объявить борьбу за иной исламский мир, за иной Ближний Восток, построенный не по американским деструктивным сценариям. Наконец, не в последнюю очередь в действиях России можно видеть и такую прагматичную цель, как борьбу за прекращение нефтяного демпинга.
У России есть определенная традиция поведения на арабском Востоке, она состоит в том, что существуют более фундаментальные противоречия и разделения, чем границы между шиитами и суннитами, другими религиозными группировками. Это, в первую очередь, раскол арабского мира на бедный Север и «жирных котов» в Персидском заливе, которые де-факто воспринимаются бедными арабами в качестве ренегатов. Ставка России (в фазе СССР) на северные арабские режимы, стремящиеся к построению суверенной политики, независимой от Запада, была вполне оправданной. Исходить из религиозных противоречий, с точки зрения России, – абсурд. Русский подход подтвержден нашей историей, когда в течение веков выковывался гармоничный порядок, фактически примиряющий шиитов и суннитов (еще недавно в состав нашей страны входил Азербайджан, где шииты составляют порядка 85 % населения). В этом смысле на глубинном уровне интересы исламского мира как целого и интересы России очень близки.
Премьер Турции сегодня заявил, что из 57 русских ударов в Сирии только 2 были нанесены по ИГИЛ. Даже если это не пропаганда и в этом есть большая доля истины, мы здесь, в России, должны по этому поводу лишь торжествовать. Ведь фактически Россия наконец-то выскакивает из навязанного ей англосаксонского видения «международного терроризма», термина глобальной манипуляции – теперь не только США, но и Россия будет использовать эти термины и мифологемы так, как считает нужным. Путин де-факто отказывается от следования в русле навязанных стереотипов. Это и есть смысловая революция Путина. Мало кто способен здесь что-либо существенно возразить России, потому что границы между военизированными группировками в Сирии чрезвычайно размыты. Россия бомбит террористов, воюющих против правительства Асада, потому что её цель – не угодить американцам и европейцам, не угодить ЦРУ, пестовавшему и готовившему значительную часть этих террористов, а добиться мира и порядка в Сирии, закрепить в ней у власти своего надёжного союзника.
Я не согласен с теми, кто считает, что недопустимо наносить удары по нефтяной инфраструктуре – безусловно, за нелегальным нефтяным бизнесом в Сирии и Ираке стоят весьма могущественные силы, и они способны поднять страшный антироссийский вой. Однако эти выгодоприобретатели нелегальной нефтедобычи в любом случае потеряют свои доходы в случае успеха борьбы с террористами в регионе – поэтому бомбить их нефтепромыслы по возможности нужно.
