— Как только я свистну, прямо срывайте дверь, если заперта. А теперь прячьтесь!
Я подождал и смело ударил в дверь. Она через минуту отворилась.
— Кто? — спросил Славинский, держа в зубах неизменную трубку.
— Впусти! Али своих не узнаешь! — ответил я.
— А! Колпинский! — отозвался сторож. — Иди, иди!
Я смело вошел и очутился в настоящей разбойничьей шайке.
За столом, кроме хозяина с дочерьми, сидели и пили огромный Сашка, Сергей Степанов, Васильев и знаменитый Калина.
— А где Мишка? — спросил я добродушно у Стефании.
— А кто его знает, — ответил Калина, — ты скажи лучше, откуда ты так вырядился! Ишь гоголем каким!
На мне было все крепкое и новое, и одет я был скорее рабочим с хорошим жалованьем, чем побирушкой.
— Завел матаньку и обрядился. Дело нетрудное! — ответил я, замечая в то же время, что Сашка не спускает с меня пытливого взора.
— Ну так как же нынче?.. — начал Славинский.
— А также, — заявил вдруг Сашка, хлопнув кулаком, — выпроводи сперва этого гуся, а там и толковать будем! — И он злобно сверкнул на меня глазами.
Я решил действовать.
— Кричит кто-то! — воскликнул я и, бросившись к двери, тотчас открыл ее и позвал: — Вались, ребята!
— Что я говорил! — заревел Сашка.
В то же время я получил страшный удар в плечо, и он мелькнул мимо меня, рванувшись между вбегающими моими молодцами.
— Вяжи всех! — крикнул я им и бросился за Сашкой.
Он быстро обогнул дом и побежал к берегу Лиговки Я за ним, крепко сжимая в руке свой кастет.
— Держи его! — крикнул я на ходу оставшимся трем на страже.
Они тотчас кинулись ему наперерез, но он мелькнул мимо них, бросился в речку и переплыл на другую сторону.
— Попадись только мне! — долетела с того берега его угроза, и он исчез.
Я взял с собой оставшихся трех стражников и вместе с Келчевским и Прудниковым побежал к дому. Но там было уже все кончено: Калина, Степанов и Васильев со Славинским были связаны, и подле каждого стоял дюжий городовой.
Стефания и Анна сидели в углу на лавке и ревели во весь голос.
— Идем к Сверчинскому! — сказал Келчевский.
Мы направились туда.
Навстречу нам бежал, тяжело дыша, какой-то мужчина и, увидев нас, рванулся в сторону, но наши молодцы нагнали его и арестовали.
Он оказался самим Сверчинским.
Остальные, бывшие в его сторожке, были все переловлены ловким Ицкою. Их было всего двое: Иван Григорьев и Егор Чудаков.
— С добрым уловом! — радостно поздравил нас Прудников, у которого прошел уже весь страх.
— И домой! — добавил Келчевский.
Мы отправили всех со связанными за спину руками под строгим конвоем в тюрьму, а сами, весело разговаривая, дошли до заставы и поехали по домам.
На другой день Шувалов, выслушав доклад о поимке почти всей шайки «душителей», назначил Келчевскому и Прудникову произвести по всем их преступлениям строжайшее расследование, определив в помощники приставов — Прача и Сергеева.
И началось распутывание целого ряда страшнейших преступлений.
Расследование началось на другой же день.
Друг за другом вводили в комнату разбойников, временно закованных, снимали с них первое дознание.
Я все время присутствовал на этих допросах.
Но моя роль еще не окончилась. Впереди оказалось еще много дела, сопряженного и с немалым риском, и немалыми хлопотами.
У нас оказались арестованными: в самом начале мною — Александр Петров и Григорий Иванов, затем в Царском Селе — братья Дубовецкие и Константин Тасин, потом на облаве — Сверчинский и Славинский, Калина Еремеев, Иван Григорьев, Сергей Степанов, Егор Чудаков, Василий Васильев, Федор Андреев, и наконец уже по их указаниям мы арестовали извозчиков Михаила Федорова и Адама Иванова, дворника Архипа Эртелева, портерщика Федора Антонова и женщин — Марью Михайлову, Ульяну Кусову и Стефанию Славинскую.
Вся шайка с убийцами и притонодержателями, укрывателями, была в наших руках, и только двое самых страшных разбойников еще гуляли на свободе. Это были Михаил Поянен — Мишка с детскими глазами, с которым я провел ночь, и Александр Перфильев — тот, что удрал от нас, переплыв Лиговку.
Я взял на себя обязательство поймать их обоих и твердо решил выполнить эту задачу.
Они и были потом пойманы мною.
Как? Об этом после, а теперь передам вкратце результат наших расследований и краткие характеристики этих страшных разбойников, для которых убийство являлось более легким делом, чем выкурить папиросу. Действительно, это были не люди, а какие-то выродки человечества.
Во главе всех стоял какой-то Федор Иванов. Мы не могли сразу сообразить, на какого Иванова указывают все убийцы, пока не произвели очных ставок.
И что же? Этим Федором Ивановым оказался раньше всех арестованный мною Александр Петров!
Я невольно засмеялся.
— Ах, дурак, дурак! — сказал я ему. — Что же это ты по паспорту Петров, а для приятелей Иванов. Говорил бы уж всем одно, а то на! Кто же ты: Петров или Иванов?
— Александр Петров, — отвечал он, — а назывался у них Ивановым Федькой для спокоя.
— Кто же ты?
— Крестьянин!
— Покажи спину! — вдруг сказал Келчевский. — Разденьте его!
С него сняли рубашку, и мы увидели спину, всю покрытую шрамами старых ударов.
— По зеленой улице ходил, — сказал Келчевский, — ну, брат, не запирайся. Ты беглый солдат, и звать тебя Федором Ивановым!
Но он заперся. Два месяца прошло, пока мы собрали о нем все справки и восстановили его личность.
Тогда сознался и он и перечислил все свои преступления.
Действительно, он оказался Федором Ивановым, бывшим рядовым Ковенского гарнизона. Там он проворовался и бежал; его поймали и наказали шпицрутенами через пятьсот человек. После этого он снова проворовался и бежал вторично и вторично был наказан через пятьсот человек. Его сослали в арестантские роты в Динабург, и он оттуда бежал в 1854 году.
Зверь на свободе!
Он объявился в Петербурге, занялся кражами, а в следующем году познакомился в сторожке Славинского с Михаилом Пояненом и начал свои страшные разбои.
Он один убил крестьянина Кокко и матроса Кулькова, вместе с Калиною — чухонца на Ропшинской дороге, потом опять с Пояненом удушил Корванена. После этого сошелся близко с Калиною Еремеевым, Иваном Григорьевым и остальными и, приняв над ними командованье, стал производить страшные грабежи и убийства, участвуя почти во всех — лично.
