Филиппов заметил Леману, что он, начальник Сыскной полиции, получает точно такое жалованье и имеет такой же классный чин, и поинтересовался, почему Леман пошел на преступление. Тот объяснил свое поведение отчасти стесненными обстоятельствами, отчасти легкомыслием. К преступной деятельности его поначалу побудила дороговизна жизни, а затем дело шло по инерции. Леман сказал, что все время собирался сознаться в растрате императору, но по слабости откладывал решительный момент.
Затем в Сыскной полиции был допрошен ряд свидетелей, коллекционеров и торговцев антиквариатом. Все они показали, что покупали гравюры у Лемана и его сообщника Шлотгауэра. Леман был известен как знаток гравюр и деятельный член Общества любителей изящных изданий.
За пять лет руководства Сыскной полицией Филиппов приобрел прекрасную репутацию у жителей города; слава о множестве раскрытых им тяжких и запутанных уголовных преступлений делала свое дело. Виновники были установлены, теперь осталось самое сложное: вернуть похищенное. Этим Филиппов поручил заняться Кунцевичу.
Установленные в ходе допросов коллекционеры, скупавшие у Лемана ценные экспонаты, в один голос твердили, что не знали об их принадлежности Собственной Его Императорского Величества библиотеке, и беспрекословно возвращали краденое. За короткое время удалось вернуть большую часть похищенного из числа того, что не было испорчено Леманом.
Успешные действия сыщиков были высоко отмечены. Через четыре месяца после начала расследования этого громкого дела, 15 октября 1908 года, из канцелярии Министерства императорского двора на имя Санкт-Петербургского градоначальника поступило уведомление за № 10222:
«Господину С. Петербургскому Градоначальнику
Канцелярия Министерства Императорского Двора, по приказанию Г. Министра, имеет честь уведомить Ваше Превосходительство, для сведения, что Начальнику С.-Петербургской Сыскной Полиции, Коллежскому Советнику Филиппову и Чиновнику для поручений при той же Полиции, Коллежскому Асессору Кунцевичу Всемилостивейше пожалованы подарки из Кабинета Его Императорского Величества, за труды по разысканию предметов, принадлежащих Собственным Его Императорского Величества Библиотекам.
К сему Канцелярия присовокупляет, что означенные подарки препровождены по принадлежности.
Начальник Канцелярии,
Свиты Его Величества
Генерал-Майор Мосолов»
[129].
Кража из Собственной Его Императорского Величества библиотеки в Зимнем дворце ничему не научила потомков. Ровно через сто лет, в 2006 году, было обнаружено хищение двухсот двадцати одного экспоната из Государственного Эрмитажа, совершенное его работниками. Сотрудникам уголовного розыска Санкт-Петербурга удалось вернуть немногим более двадцати экспонатов.
А тогда, в 1908 году, коллежский асессор Кунцевич, чиновник Сыскной полиции, после возвращения из очередной командировки рассказывал коллежскому асессору Аркадию Францевичу Кошко, помощнику начальника Сыскной полиции, как раскрыл еще одно громкое преступление — кражу у Гордона.
Чуть ли не каждый петербуржец знал ювелирный магазин Владимира Гордона, который помещался в Гостином Дворе, примерно напротив здания Пажеского корпуса. Хотя этот магазин не отличался особым вкусом и изяществом своих изделий, его зеркальные витрины останавливали на себе внимание прохожих богатством и разнообразием выставленных драгоценностей: серебро, золото и целые россыпи бриллиантов, переливающихся в лучах сотен электрических лампочек всеми цветами радуги, невольно пробуждали зависть и восторги толпы.
Фирма Гордона пользовалась солидной репутацией, большим кредитом и доверием, а потому люди охотно поручали ей ценности для продажи на комиссионных началах.
Рядом с этим пышным магазином помещалась крохотная писчебумажная лавочка.
И вот как-то в июле 1908 года хозяин этой лавчонки в испуге заявил полиции, что сегодня утром, открывая свою лавку, он сразу заметил что-то неладное: тугой замок его двери как-то слишком легко открылся, и, войдя в помещение, он к изумлению своему очутился в темноте. Отдернув откуда-то взявшийся и закрывавший окно зеленый плотный коленкор, он в ужасе обнаружил у прилавка целую кучу ломаного кирпича и огромную дыру, пробитую в стене, смежной с магазином Гордона.
Сыскная полиция немедленно прибыла на место и убедилась в точности описанной лавочником картины. Проникнув в магазин Гордона, она обнаружила полный разгром: все было перерыто, разбросано и перевернуто. На полу там и сям валялись серебряные портсигары, ложки, солонки и прочие серебряные изделия, которыми воры, очевидно, пренебрегли. В глубине магазина была дверь, ведущая в небольшой кабинет Гордона, где помещался его письменный стол и несгораемый шкаф. Ящики стола оказались взломанными, а на боковой стенке шкафа зияла выплавленная дыра примерно в четверть квадратного аршина.
Вызванный по телефону Гордон, увидев разгром, схватился за голову и чуть не рехнулся от отчаяния. Его по возможности успокоили и просили указать точно, что именно было похищено. После беглого осмотра он назвал дюжины две золотых часов, десяток золотых портсигаров, немалое количество колец, браслетов и брошек. Но главной потерей являлся ювелирный бумажник, в котором было рассортировано по отделениям множество бриллиантов всевозможных размеров, начиная от одного и до восьми каратов. Бумажник и наиболее ценные вещи были похищены из шкафа, куда их запирали на ночь; менее ценные — захвачены из витрины. Серебро оказалось все в целости. Общая сумма похищенного была заявлена Гордоном в 500 тысяч рублей.
По просьбе полиции ограбленный ювелир вскоре представил подробнейшую спецификацию пропавших вещей. В ней не только были перечислены все пропавшие ценности, не только был указан точный вес металла и камней каждого из них, но весьма искусно были воспроизведены и соответствующие рисунки. На большинстве вещей имелись отметки «3. Г.». Это клеймо принадлежало мастеру Гутману, обычно работавшему на Гордона и имевшему крупное ювелирное дело в Голландии.
С представленной описи были сняты во множестве копии и фотографические снимки, которые полиция немедленно разослала по всем банкам, ломбардам и крупным ювелирным магазинам не только обеих столиц, но и всей России.
Подробный осмотр разграбленного магазина не дал почти ничего. Единственно, что можно было с некоторой вероятностью предположить, — это, что кража была делом рук воров либо варшавских, либо южных. Дерзость преступления, быстрота исполнения и качество оставленных на месте преступления дорогих инструментов наводили на эту мысль. Варшавские воры и южные, часто армяне и греки, схожи по своей работе, по степени предприимчивости, масштабу и дорогостоящему оборудованию их воровского арсенала, но в то же время различны по психологии: варшавский вор при наличии веских улик перестает отпираться, южный же, особенно грек, будучи приперт к стенке уликами, все же продолжает упорно отрицать свою вину, возводя это бесцельное запирательство в своеобразную систему.
