— Вряд ли… Если только это не сам Первородный… — она отвлеченно водила пальцем по карте, — Моя людформа довольно обманчива, знаешь ли… И, кстати, если тебе так будет проще, я сильно сомневаюсь, что это… людлинг.
Мэтью, уже не таясь, уставился в боковое зеркало.
— И кто же это?
Инга закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Давай проверим… — она замерла на несколько секунд, будто принюхиваясь, хоть окна и были закрыты, затем резко выдохнув, открыла глаза, — Вот черт, ведьмак!
— Это плохо? — осторожно спросил Мэтью.
Она поежилась.
— Это… жалко. Убивать своих всегда жалко.
На заднем сиденье началась возня, и из-под своего импровизированного одеяла выкарабкался заспанный Гоша.
— Кого вы собрались убивать? — спросил бывший сосед и зевнул во весь рот.
— Никого, — твердо сказал Мэтью.
— Вон того парня на мотоцикле, — сказала Инга и указала в заднее стекло.
Гоша повернулся и посмотрел.
— Не, это не Данила, — сказал он.
Инга закатила глаза.
— С добрым утром, капитан Очевидность. Это «хвост». Его надо убрать.
Гоша с пугающим равнодушием пожал плечами.
— Надо так надо. Только, может, сначала устроим ему засаду да спросим, кто он такой, и что ему от нас нужно?
Мэтью переглянулся с Ингой.
— По-моему, мы не зря его взяли, — сказала ведьма. — Выходи на следующем съезде, и сразу налево, под мост, на…
Она всмотрелась в телефон и прищурилась.
— Поселок Балтия?.. Вот ведь, не приспичит, не узнаешь, что где… Но в деревню не въезжай — там съезд в лес будет, если в окружную…
Мэтью вздохнул, поддал напоследок газу — пусть «хвост» понервничает — и постепенно сбавил скорость. Через пару километров показался выезд. На этот раз плавно и аккуратно, Мэтью сменил полосу и съехал с шоссе. Как и ожидалось, черный мотоциклист последовал за ними. Под мостом, будто нарочно, «хвост» отстал на две машины, но Мэтью прекрасно разглядел, что поворачивает он туда же, куда и они — налево, в сторону дачных поселков.
По безлюдной, плохо освещаемой дороге Мэтью объехал деревню, мотоциклист преследовал их одиноким пятном передней фары, держась уже ближе — где-то метров в пятистах. Миновали небольшое озерцо, заросшее камышом, и, свернув на проселочную дорогу, въехали под кроны солидного старого леса. Ехали молча, будто «хвост» мог их услышать из салона машины, или как-то по-другому догадаться, что они задумали.
— Куда он делся? — обеспокоенно завозилась вдруг Инга, вглядываясь во все зеркала.
Мэтью тоже поискал глазами. Одинокой фары больше не было видно.
— Едет вслепую? — предположил Гоша.
Мэтью прислушался и засомневался.
— И без звука?
— Сильный ведьмак, — пробормотала Инга.
Мэтью недоуменно посмотрел на нее, и она пояснила.
— Ведьмаки слабее ведьм. А такая полная маскировка — это довольно сильная магия, — она опустила стекло и вдохнула ночной воздух полной грудью. — Будем надеяться, что надолго его не хватит, потому что я его совсем не чувствую.
Фары вдруг выхватили широкую тропу, уходящую куда-то в еще более глубокую тьму. Повинуясь спонтанному решению, Мэтью резко крутанул руль вправо и, сковырнув низким дном ухаб, машина углубилась в самую чащу.
— Правильно, — одобрила Инга.
— Может и нам… замаскироваться? — неуверенно предложил Мэтью.
Инга покачала головой.
— Мы же хотим, чтобы нас нашли, — сказала она.
Мэтью не был в этом уверен. Будто почувствовав его страх, Инга похлопала его по колену.
— Не дрейфь. Он сам нас боится. Особенно меня.
Проехав пару десятков метров, Мэтью еще раз повернул, съехал с тропы на выглядящую ровной поляну с высокой травой. Объехал кряжистый кедр, весь обвитый каким — то паразитическим плющом. За деревом он и остановился, заглушив мотор.
— Выходим, только тихо, — шепотом приказала Инга.
Она сняла с шеи увесистый медальон на золотой цепочке, зачем-то поцеловала его и спрятала в бардачок.
— Погодите, — прошипел Гоша, перегнулся через спинку заднего сиденья, и стало слышно, как открывается молния. Довольный, он повернулся, держа в руке здоровенный заряженный «Глок».
— Кто куда, а я на охоту, — заявил он и, прежде чем кто-либо успел сказал хоть слово, выскочил из машины.
— Стой! — будто напрочь забыв об осторожности, крикнула Инга и выскочила следом, — Гоша, не вздумай стрелять!
Обоих немедленно поглотил промозглый ночной лес, и Мэтью ничего не оставалось, кроме как последовать за ними. Выбравшись наружу и как можно тише хлопнув дверью, он огляделся, хоть мог этого и не делать. Оглядывайся, не оглядывайся, ночь была безлунная, и вокруг стояла кромешная тьма.
— Эй, где вы? — негромко позвал он. — Инга?
Ответом ему было кваканье одинокой лягушки да уханье неведомой ночной птицы. Было довольно свежо, и под застегнутую на три пуговицы рубашку тут же начало поддувать. Мэтью сделал несколько шагов в живущий своей жизнью ночной лес и остановился, по колено в мокрой траве, не зная, что ему дальше делать.
На какой-то страшный момент ему показалось, будто все, что сегодня с ним произошло — не более, чем длинный запутанный сон или, еще того хуже, какой-нибудь грандиозный обман. Он понял, что боится пробуждения от этого сна сильнее, чем всех Первородных психопатов, вместе взятых. Усилием воли Мэтью попытался унять дрожь в коленях.
«Закрой глаза и смотри…»
Зяблый ветерок донес до него хорошо знакомый голос, хоть Мэтью и не был уверен, что именно слышит его, а не как-то по-другому… воспринимает. Ощущение, что все это происходит во сне, сразу же улетучилось, и, с облегчением, он закрыл глаза.
«Смотри…»
Легко сказать. Как именно он сделал это — тогда, в пустом кабинете полицейского участка — внезапно очутившись вне собственного тела? Мэтью не помнил. Он вообще не был уверен, что все это возможно без Ингиного участия. Но он помнил, чего хотел тогда.
Знать.
А в данный момент Мэтью хотел знать только одно — куда, черт возьми, подевались Инга и его чокнутый сосед со смертельно опасным оружием в руках.
И в ту же секунду, вот так просто, без предупреждения, это случилось. Бесплотная сущность его покинула телесную оболочку и воспарила над мокрой травой. Мэтью увидел себя, стоящего посреди поляны, ослепшего от темноты и совершенно беспомощного, увидел, как ночной ветерок лениво шевелит его волосы. Какие у него, оказывается, светлые волосы, с удивлением подумал он. Ему больше не было холодно и не было страшно. В отличие от тела, дух его был неуязвим.
