Потому что душу мне выпил он. Вместе с радостью жизни, желанием иметь дело с мужчинами и чувством собственного достоинства.
И самое ужасное заключалось в том, что я понятия не имела, за что получила отставку.
По началу еще подозревала, что он мог бросить меня после нашей с ним переписки в метро. До дыр ее перечитывала, пытаясь понять, что пошло не так, где наступил тот переломный момент, после которого Пол решил, что я все же… недостойна продолжения отношений с ним. И не находила. Все соответствовало ситуации на тот момент. А учитывая то, что я уже успела эмм… прочувствовать насколько сильно он сам меня хочет — можно было твердо сказать, что действовали мы с ним даже на одной волне.
Что я только не передумала. И что он вдруг заметил во мне какой-нибудь изъян. И что подумал, что не хочет иметь дело с девушкой, которая будет все время сбегать от него в метро. А может, его, как в советские времена, тормознули какие-нибудь спецслужбы, по какой-либо причине контролирующие его любовные дела… Чушь, конечно, но иди знай, что там у них сегодня происходит…
В общем, независимо от истинной причины нашего расставания, мне было плохо. Реально плохо.
Однако, каким-то непостижимым образом я умудрялась скрывать свое состояние, и прошла неделя, прежде чем Кира, а затем и тетя Лена заметили во мне пагубные перемены. Вытряхнув из меня правду — до этого момента я врала, что Полу необходимо было срочно уехать в связи с разводом — родственники обматерили моего американского бойфренда трехэтажным матом, а затем наперебой принялись предлагать варианты решения моих душевных проблем.
Поездку в родные края мы сразу же отвергли как недостаточно развлекательное мероприятие, отдых в Греции или Египте как непозволительное расточительство, и благополучно остановились на Олеге. Пусть преданный поклонник принесет мне букет гвоздичек из продуктового магазина, почитает какие-нибудь стишки, посмотрит на меня собачьими глазами…
Найдет за каким-нибудь плинтусом мой рухнувший «селф-эстим»…
В общем, развеет мои печали.
И вот, студент-искусствовед Олег Савельев сидел передо мной за накрытым в гостиной круглым столом, в своей извечной клетчатой рубашечке… и грустно ел салат Оливье. Ел, потому что, как и все студенты, был вечно голоден, а грустно… ну, наверное, потому, что ему было стыдно — за то, что он так вот… ел.
Мне же хотелось плакать. С самого первого взгляда на моего гостя я поняла, что все это ошибка, и что никакого развлечения у меня сегодня не будет. Не проймут меня ни его стихи, ни по-девчачьи длинные волосы, ни даже попытка поцеловать меня в щечку, попав вместо этого в нос.
Я даже отдаленно не чувствовала себя в романтическом настроении рядом с этим возвышенно-тоскливым олененком Бэмби.
— А можно еще? — робко спросил олененок, только что тарелку не вылизав.
— Конечно… — я придвинула к нему фарфоровую миску с салатом.
По старой привычке тетя Лена любила настрогать тазик Оливье по любому мало-мальски достойному поводу — будь то выходной или день космонавта. А уж ради романтического гостя расстаралась как полагается. Еще и портвейном любимым пожертвовала. Мол, развлекайся племянница, не горюй, и выкинь всяких вздорных американцев из головы.
Вспомнив про портвейн, я приободрилась.
— Выпьем?
Олененок с готовностью закивал.
Я разлила по небольшому бокальчику, и мы звонко чокнулись.
— Ну, за наше первое свидание! — произнеся тост, он совсем чуть-чуть отпил… и вновь набросился на салат.
Мне же стало настолько тоскливо, что я одним махом выхлебала весь бокал. И тут, как назло, вспомнила, как мы с Полом весело поедали блины со сметаной, кормя друг друга с рук, толкаясь локтями и пачкаясь…
Закрыла глаза. Что же ты сделал со мной, мистер Стивенсон? Как жить-то теперь, после всего этого?
Наконец, наевшись до отвала, Олег вспомнил, что его пригласили не только для того, чтобы прикончить запасы провизии. Встал, поискал глазами по комнате, остановившись на колонках стереосистемы.
— У тебя какая музыка имеется?
Я неопределенно пожала плечом, уже зная, что спрашивает он для проформы — еще в прошлый раз уговаривал меня послушать нечто альтернативно-концептуальное.
— Да так, ерунда всякая…
Мне было все равно. Главное, чтоб Ваенгу не ставил. А то у меня дежавю будет.
Хотя нет, не будет. Первый-то мой помужикастее был — его хоть хотелось… а этого… Тьфу.
Через минуту по комнате разнеслись странные азиатские песнопения, перемежающиеся с электронными вступлениями и однообразными припевами на русском языке.
— Нравится?
Я неуверенно кивнула — странно звучит, но для разнообразия можно и послушать.
— Это супер хайповая группа… «Символ» называется. Потанцуем?
Олег сделал несколько странных телодвижений, будто ловил с потолка конфетти. Да, похоже, салат внушил ему уверенности в себе.
— Да нет, знаешь, как-то… не охота… — вяло отмахнулась я, думая лишь о том, как бы побыстрее и повежливее закончить это… кхм… свидание.
Спасительный звонок от Киры ожидался только через полчаса — мы уговорились, что она позвонит мне на мобильник, и если я скажу ей наш секретный пароль — «Ну, что там у тебя случилось» — она начнет орать в телефон, что попала в КПЗ, и надо ехать платить за нее залог.
Пока я размышляла, Олег совсем разошелся.
Схватил меня за руку и потащил на середину комнаты. Музыка ускорилась, и он тоже, качая в такт головой и задирая обе мои руки наверх, двигая ими, будто я его марионетка. Глаза его вдруг разгорелись, бледное, вытянутое лицо ракраснелось и дергалось, изображая подпевание…
— Под это так танцуют — смотри, повторяй за мной! — как заведенный повторял он, тряся головой.
А ведь он не просто так разошелся, сообразила я, заглядывая в его странно расширенные зрачки.
Черт, да он под кайфом! Непонятно от чего под кайфом, да и когда успел — тоже непонятно. Но ведь из робкого олененка просто так не превращаются в безумного Шляпника… Наверняка, сожрал для храбрости какое-нибудь экстази, пока я отворачивалась, чтобы налить нам портвейн. Потому и не пил — боялся перебора.
Вырвавшись из его объятий, я отступила на шаг назад.
— Олег, ты бы успокоился…
— Да ты что, классно танцуем же! И-идем… — уже отчетливо заплетаясь языком, он вновь подтащил меня к себе и обнял за талию.
Блин, лучше бы стишки читал.
— Слушай, а давай на площадку выйдем, покурим… — позвала я его таким тоном, каким зовут не на площадку, а в спальню.
Однако этот гаденыш помотал головой, обнимая меня еще крепче и уже начиная отчетливо тискать. От него пахло Оливье и портвейном, тонкими, но довольно сильными руками он пытался схватить меня за попу. Его будто подменили за те пять минут, что он находился на нашем импровизированном танцполе.
