Подруги Самойловой внимательно наблюдали, она же начала багроветь.
Я снова незаметно пихнула Майлса локтем. Дернув головой, он уставился на Самойлову… и расплылся в призывной улыбке, будто только сейчас осознал, как ему повезло.
Как вдруг попятился.
— Извини, но без подзарядки я тут не смогу, — пробормотал он…
И пропал.
— Майлс!
Я побежала за ним, понимая, что этот гаденыш сейчас провалит все дело, а достанется мне. Прокладывая себе путь локтями, добежала до выхода из зала и оказалась в комнате для фуршета. Мельком огляделась — нету. И Ника с этой стервой кудрявой тоже нет.
Черт, где этот идиот? Меня ж Самойлова с говном съест!
В принципе, не все так плохо — уговаривала я себя. Выглядит все, как если бы я приревновала Майлса к Самойловой, и он убежал. А я за ним. Все еще можно выкрутить…
Да где же он? Остановившись посреди коридора, заполненного разодетыми в пух и прах выпускницами, я сосредоточилась и подумала. Раз на фуршете его нет, значит подзаряжается он не алкоголем.
А где можно спокойно нюхнуть кокса в этом достойном заведении? Конечно же, в туалете!
Сориентировавшись, я поспешила налево по коридору, в сторону единственного на первом этаже туалета — того самого, где я любила уединиться с компроматом на Ника и его бывшую.
По мере моего удаления от зала для вручения дипломов, народу становилось все меньше, ритмы музыки глохли с каждыми поворотом за очередную бетонную стену, и под конец я уже шагала одна, почти в полной тишине.
Подойдя к мужскому отделению туалета, я постучала, уже готовая позвать этого придурка по имени…
— Сделай одолжение, выйди пожалуйста! — отозвались на мой стук из-за закрытой двери.
Совсем не голосом Майлса.
— Никки… почему?.. У тебя что, кто-то есть?..
Я замерла с поднятой для второго стука рукой. Всего лишь на одну секунду. А в следующую уже рванула дверь на себя, ослепленная никогда прежде не испытываемой яростью.
Мне было плевать, что это мужской туалет. Плевать, что там мог быть кто-то еще.
Потому что там был Ник. Мой Ник — с этой блондинистой, грациозной, вылощенной сучкой.
Почти ничего не видя из-за слез, я пнула дверь первой ко мне кабинки, боковым зрением подмечая Майлса, согнувшегося над гранитной столешницей.
Пнула вторую.
В третьей были они. Ник, прижатый к стенке кабины этой дрянью.
В миг потеряв силы и ярость, я отступила на шаг назад и уперлась спиной в столешницу раковин. Какое там вцепиться в волосы… Я и стоять-то с трудом могла, будто из меня разом выдернули жизненный стержень.
— Анжи… — слабо сказал Ник.
Потом опомнился, оттолкнул женщину и рванулся ко мне.
— Не подходи.
Он остановился, будто налетел на каменную стену.
— Анжи… Она… Я не хотел… Она…
— Пошел к черту, — кусая губы, процедила я. — Пошел. К черту.
Глава 23: МАРКИТАНТКА ЕГО ВЫСОЧЕСТВА
Не знаю, как к черту, а из туалета он пошел. Изменившись лицом, замкнувшись в себе и оставив свою кудрявую сучку стоять в недоумении в кабинке мужского туалета. Через пару секунд и она, опомнившись, выбежала следом.
— Вот так-то, Майлс, — зачем-то сказала я, чувствуя вкус битого стекла во рту.
Качая головой, Майлс снова склонился над аккуратной, белой полоской кокаина, выложенной на черной визитной карточке.
Уже почти втянул в нос…
Нет, наркоман Ксюхе не нужен, отвлеченно решила я, шагнула к нему и стряхнула карточку на пол. Пусть хоть у кого-то будет сегодня нормальный вечер…
— Эй, ты что делаешь?!
Майлс в ужасе пялился на рассыпанный по полу белый порошок.
— Верну деньгами, не трясись. Идем танцевать!
Тон у меня, вероятно, был такой, что спорить Козлевич не посмел. Так и поплелся за мной унылой собачонкой.
Все кончено… все кончено… — крутилось в голове.
Я ведь не прощу измены. Я не их тех, кто прощает. И не делюсь своим.
Оказавшись на танцполе, оглушенная музыкой, я закачалась, запрыгала в волнах убойного ритма, понеслась в никуда… вытянулась всем своим существом в черную, кружащуюся вокруг меня грохочущую дыру.
Начхав на все, Майлс полетел в эту самую дыру вместе со мной, прихватив совершенно ошалевшую Ксюху, и не было в этом мире больше ничего — ни боли, ни страданий, ни подлых измен…
Саймолова может идти к черту. Потому что сегодня я отмечаю конец учебного года. И конец своей любви. А, может… попрыгаю еще пару танцев и, вообще, конец всего…
Черт, где бы выпивку взять…
Попятившись, я просочилась сквозь дрыгающиеся тела и вдруг оказалась на улице — на пустой тропинке, освещенной открытым окном танцевального зала… И дала себе волю — разревелась, по-девчачьи закрывая лицо и вздрагивая плечами.
— Ты что творишь? — сквозь слезы лицо Самойловой казалось круглым и белым, как луна. — Ты мне все испортила, дрянь! — схватив меня за грудки, Катька трясла меня, как мужик другого мужика перед дракой. — Все испортила!
Мне вдруг стало истерически смешно… Какая она смешная…
— Кать… серьезно… Это же невыносимо… Отпусти, Кать…
Размахнувшись, она вдруг залепила мне звонкую пощечину. Такую звонкую, что у меня на мгновение заложило в ушах.
И я вдруг поняла, что натворила.
О, боже.
— Я послала его к черту, — прошептала я, с ужасом глядя в глаза нависающей надо мной Самойловой, готовой ударить меня еще раз.
— Мне плевать, кого ты куда послала, — прошипела она. — Я отомщу тебе, по любому, так и знай. Да так, что вы оба будете сегодня плакать и никогда не сможете больше…
И замолчала удивленно — так резко за окном прекратилась музыка и наступила звенящая цикадами тишина.
— Минуточку внимания, господа.
Ник. Постучал и говорит в микрофон.
Я стряхнула с себя руки Самойловой и кинулась по тропинке обратно ко входу. Боже, что он задумал… Неужели официально объявит о своем увольнении…
Распихивая столпившихся вокруг танцпола сокурсниц и их кавалеров, я протиснулась к сцене. Надо остановить его… ненормальный… выпил, небось еще…
Ник все еще не видел меня, глядя прямо в стилизованный под старинный, висящий с потолка микрофон диджея.
— Я бы хотел… — он остановился, разглядев кого-то в толпе. — Эй, господин в синем костюме… Вы, вы!
Я не могла разглядеть к кому именно он обращается.
— Я вижу у вас бирку из Дайли Джеральд. Вы не по мою душу пришли?
