Нарочито недоуменно оглянулась.
— К кому это вы обращаетесь в третьем лице, мадам?
Герцогиня нахмурилась.
— Тебя еще не научили, как обращаться к знати, несносная ты девчонка? Какая я тебе мадам?
— О! Так вы меня заметили, ваша милость! — усмехнулась я. — И на том спасибо.
Зря я с ней так. Нельзя дразнить змею, и ждать, что та не укусит. Потому что кровь кровью, а ненависть иногда затмевает и логику, и рассудок. Она ведь может и забыть, чьего ребенка я ношу под сердцем. Я и так бешу ее одним своим присутствием.
— Зачем ты лезла в окно?
Лицо ее больше не отражало никакой злости — будто она надела маску. Покер-фейс — так вроде это называют? Показывает, что все это не заслуживает ее эмоций.
— Хотела увидеть мужа, — процедила я.
Она подняла бровь.
— Жениха, ты, наверное, хотела сказать? Потому, что, если будешь продолжать разговаривать со мной в том же духе, мужа у тебя не будет. Точнее будет, только… какой-нибудь другой. Вылезший из той же подворотни, из какой тебя выпустили…
— Чего она тут развыступалась? Здрассте… — не утруждая себя английским, маман проскользнула мимо герцогини в сопровождении суетливого молодого человека в узких брючках. — Вот…
И указала ему на пятно на моем животе. Тот зацокал языком, вытащил телефон и заверещал в него по-французски.
— Ленту пускай найдут, — наставляла его маман, руками завязывая что-то невидимое себе вокруг пояса. — Лен-ту. Кисейную.
Отмахиваясь от нее, распорядитель — кажется Пьер его звали — продолжал верещать, герцогиня сверлила маму холодным, расчетливым взглядом, уголком рта неслышно говоря что-то своей ассистентке — тоже в черном — а девчонки принялись наперебой доказывать, что что совершенно необязательно ленту, можно просто скрыть пятно фатой, а когда Ник ее откинет, я уже буду стоять боком, и ничего не будет видно.
Молчаливой тенью, по стеночке обогнув весь этот дурдом, я выскользнула в дверь…
Глава 2. Решение.
Коридор… еще один коридор… Оклеенные обоями стены в подсвечниках и картинах в тяжелых рамах, дубовые двери, мимо которых нужно успеть проскользнуть до того, как они откроются…
Нет, я не окончательно сошла с ума. Я знала куда бегу, и знала, что вполне реально туда попасть. Втайне от всех, Ник уже приводил меня сюда, чтобы я точно знала, где будет перед церемонией он, а он знал, где буду я. На тот случай, если меня вновь замыслят убить, или как-нибудь по-иному расстроить нашу свадьбу, мы с ним продумали план, как связаться друг с другом.
«Ставка жениха» — они реально так это называли — находилась на втором этаже административной части Собора, в северном крыле.
Но бежала я не туда.
Завернув за очередной угол, я отсчитала третью по счету дверь и толкнула ее. Нырнула в полутьму пустой комнаты. Это была комната-музей, экспонирующая какие-то монеты девятнадцатого столетия, вперемежку с утварью домашнего и хозяйственного быта того же времени.
Оглядевшись и убедившись, что кроме одной чокнутой, беременной невесты здесь никого нет, я пересекла комнату по направлению к уголку с первой домашней техникой, и, между механической прялкой и огромным паровым миксером, нашла нужный мне экспонат — старинный черный телефон, похожий на тот, которым Ник воспользовался, чтобы выпустить меня из моего добровольного заточения в кабинете у директора. И, так же как у директора, телефон этот был вполне себе работающий.
Быстро набрав номер мобильного телефона Ника, вслушиваясь в длинные гудки, я вдруг испугалась. Что я ему скажу? Ведь это вариант на случай настоящего форс-мажора, а не ради того, чтобы я бежала сюда сломя голову, если мне вдруг станет тоскливо, страшно и одиноко. А мое «пятно на платье» он точно расценит как проблему на уровне сломанного ногтя.
Вот дура! Еще замуж не успела выйти, уже трахаешь ему мозги… Права «свекровь» — с таким поведением точно не дотянешь до свадьбы.
И в тот момент, когда я уже была готова бросить трубку, он ответил — издерганным, взволнованным голосом.
— Анжи? Что случилось? Ты в музее?
Блин, доигралась. Не могла потерпеть еще пару часов.
— Да, я… Ничего не случилось, — я вдруг поняла, что сейчас расплачусь. — Прости, я просто… просто…
— Анжи, успокойся немедленно. Сиди там и не высовывайся. Я сейчас буду.
— Ник, не надо… Я просто… У меня платье испачкалось, и герцогиня нахамила, и мама ругает, а еще меня тошнит. Но это все ерунда, правда… Я сейчас прокрадусь обратно, и никто меня не заметит. Увидимся у алтаря…
— Анжи, помолчи! — почти прикрикнул он на меня. И тут же смягчил голос. — Я на тебя не сержусь. Совсем. И тоже очень хочу тебя увидеть.
— Правда? — несмотря на переполняющие глаза слезы, я физически почувствовала, как мне становится легче.
— Умираю. Еще со вчера.
Неизвестно откуда взялась игривость.
— Увидеть или?..
— Пощупать я бы тоже не отказался… — хмыкнул он. — Все равно ведь придется тебя раздеть.
О чем он? Ах да…
— Ты придумал, что сделать платьем?
— И придумывать нечего. У меня есть запасное — копия твоего. В какой части испачкалось?
От изумления у меня даже челюсть отвисла. Запасное платье?! Да ведь оно стоит больше ста тысяч фунтов стерлингов! А их, оказывается, два?!
— Почему нам об этом ничего не известно?
— Потому что никому не известно, даже распорядителю. Только я и портной в курсе. Ну вот теперь и ты.
Да уж, желающие стащить наряд, стоящий такую туеву кучу денег, нашлись бы — пока оно висит в шкафу никому не нужное. Но какая предусмотрительность! Впрочем, в этом весь Ник.
— В какой части грязно? Лиф или юбка? — терпеливо повторил он.
— Лиф…
Он выдохнул.
— Уже легче. Спрячься за штору, вдруг кто-нибудь войдет… Я скоро.
* * *
Он пришел быстрее чем скоро. Так скоро, что я все еще решала — за какую штору мне спрятаться — ту, что у левого окна или ту, что у правого. Придвинул к двери стоящую у входа тяжелую деревянную лавку и, не говоря ни слова, бросился ко мне.
— Анжи… — истосковавшимся, голодным взглядом он окинул меня всю, положил на подоконник черный пакет с торчащим из него белым атласом и обнял так крепко, что кости затрещали. Не давя на живот, разумеется.
— Развяжешь? — забрав вперед фату, я с готовностью повернулась к нему спиной, демонстрируя перехлестывающиеся друг через друга аккуратные шнурочки корсета.
Он развязал — подозрительно трясущимися пальцами. Распустил шнуровку, расслабил юбку на талии и помог выйти из нее. Потом вдруг сгреб меня, оставшуюся в одной фате, белье и чулках, в охапку и усадил на ближайший стол с экспонатами.