На всякий случай я решила прояснить.
— У меня есть запись. Очень подробная и откровенная, — вдруг ему все же придет голову принести меня в жертву своей карьере.
— Запись… — слабо повторил он, поднимая руку к горлу и ослабляя галстук, будто ему становилось трудно дышать.
— Именно. Видео-запись — с вами и Алисией Дженнингс в главных ролях. Двадцать минут, на протяжении которых вы с ней кувыркаетесь во-он за той магнолии. И, если вы не оставите меня в покое…
Господин Кронвиль сглотнул слюну и медленно проговорил.
— Ах ты маленькая дрянь… Так ты затаилась в кустах и… подглядывала?! — зрачки его стремительно темнели.
Не зная, что еще сказать, я просто кивнула.
— Ты записывала на телефон? — он шагнул ко мне и схватил за плечо. — Где запись?
Меня это не впечатлило — мне по-прежнему не было страшно. Лишь адреналин ударил в голову, как после бега с препятствиями.
— Естественно, я не отдам ее вам, — подавляя возбужденную дрожь в голосе, ответила я, чувствуя, как его пальцы впиваются мне кожу — без сомнения, оставляя следы. — Мне нужна гарантия, что вы перестанете портить мне жизнь, — подумав немного, я добавила. — Не откажусь и от пары справедливых оценок. Вместо тех, что вы мне обычно влепляете.
У него отвисла челюсть.
— Ты что, еще и шантажировать меня собралась?!
Догадался, умник.
— Считайте это расплатой за то, что все полтора года вы не можете пройти мимо меня спокойно — без того, чтобы хоть как-нибудь не обидеть.
А еще расплатой за твое звенящее лицемерие — добавила я про себя. Это ведь еще уметь так надо — сам трахается по кустам, а нам выговаривает, если не дай бог, громко посмеялись за обедом!
Выражение лица господина ректора невозможно было описать никакими словами. Какая-то небывалая смесь омерзения, неверия и почти благоговейного ужаса. Он явно не ожидал от меня ничего подобного.
— Убирайся отсюда! — процедил он сквозь зубы. — Пока я тебя не прибил…
И снова не страшно. Да что со мной? Инстинкт самосохранения отказал? Я подняла бровь.
— Так мы поняли друг друга?
Не отпуская моего плеча, он вдруг взял мое лицо в ладонь.
— Что… что вы себе позволяете с девушкой? — пролепетала я, пытаясь освободиться. Наконец-то в моей душе шевельнулось нечто похожее на страх. Еще бы — его ненависть все-таки нашла физическое проявление, и неизвестно, как поведет себя дальше.
- Ты не девушка, — прошипел господин ректор. Он явно не жалел о содеянном и извиняться не собирался. — Ты — подлая, бессовестная тварь! Шантажисты не имеют элементарных понятий о чести, а потому не достойны человеческого отношения! Хоть в твоей стране, вероятно, никто не имеет элементарных понятий о чести — я уже имел несчастье убедиться в этом.
Нависая надо мной, его фигура вдруг расплылась, и я поняла — глаза мои наполнились слезами. Вот ведь мудила! Я неделю ни о чем, кроме него, не думаю, а он — «не достойна иного отношения»!
И что я, собственно, такого натворила? Видео, которое, без всякого шантажа, уже неделю как должно было лежать на столе у директора, теперь будет честно обменяно — причем, на пользу нам обоим. Квид-про-кво, как говорится…
Но, у Кронвиля, очевидно, было другое представление о происходящем.
— Чего еще ты от меня потребуешь? Денег? Ведь именно так поступают такие, как ты?
— Такие, как я?
— Да-да, такие, как ты! У которых нет ни стыда, ни совести!
Отпустив меня, он вдруг схватился за голову.
— Боже, что будет, если узнает Алисия…
— Да ничего ни с кем не будет! — зло выкрикнула я, чтобы прекратить эту истерику. — Просто отстаньте от меня, а я отстану от вас!
— Она — тонкая, чувствительная… — не слушая, бормотал он. — В отличии от тебя, у нее есть чувство собственного достоинства… Господи, да она просто умрет от стыда, если узнает, что за нами подглядывала какая-то русская стерва!
Что-то хрустнуло в этот момент в моей душе — тонкое и ломкое, как апрельский лед. Вытерев мокрые щеки тыльной стороной ладони и не сводя с него глаз, я медленно проговорила.
— А знаете, господин ректор…
Он замолчал и с опаской уставился на меня, будто почувствовал смену моего настроения.
— Что тебе еще надо?
Хотите познакомиться с «русской стервой», доктор Кронвиль? Извольте.
— Я передумала. — спокойно сказал я. — Теперь я хочу другую плату за мое молчание.
Глава 4: НЕ ВПЕЧАТЛЯЕТ
Наступившее утро, вместо одной отрицательной, принесло в мою жизнь сразу три положительных перемены.
Во-первых — я официально становилась любимицей господина ректора — тем, кого в западных школах с плохо скрываемой завистью называют «the teacher’s pet». Доктор Кронвиль должен был меня постоянно хвалить, не замечать никаких моих проказ и мелких пакостей, и ставить хорошие оценки по всем предметам, которые вел. А вел он, помимо истории средних веков, еще целую кучу интересных предметов, которые я, по понятным причинам, до сегодняшнего дня избегала, как чумы. Тут вам и группа по изучению первичных исторических источников, и семинар-практика по креативному сочинительству, и интригующе странный предмет под названием «исторический взгляд на Шекспировскую поэзию».
Поскольку учебный год подходил к концу, я планировала записаться на все эти предметы на следующий семестр, который должен был стать моим предпоследним в этом учебном заведении. В случае неуспеваемости, доктор Кронвиль обязался заниматься со мной лично и делать все возможное, чтобы вытягивать мои оценки как минимум до «А». А если не получится вытянуть, ставить их просто так — за мои замечательно красивые глаза.
Во-вторых, по первому же моему свистку ректор должен писать мне восторженные рекомендательные письма во все вузы, в которые я только пожелаю поступить.
Осенью, когда первые «отлично» с предметов господина ректора поступят в мой электронный аттестат, я планировала начать подачу документов. Причем, теперь у меня будет гораздо больше выбора — ибо если мой должник не сорвется с удочки, общая оценка моего второго в жизни аттестата зрелости должна сильно превысить требуемую планку самых престижных университетов — гуманитарные предметы и литературный английский были моим единственным слабым местом. Моей ахиллесовой пятой, можно сказать. По точным-то наукам я и так везде проходила.
Письма доктор Кронвиль должен будет печатать при мне и отравлять только с моего одобрения.
Третье изменение касалось моей личной жизни.
Нет, я не стала принуждать господина ректора к тому, от чего так вдохновляюще билась в оргазме Алисия Дженнингс — хоть воображение и подкидывало всякие аппетитные картинки, в которых вместо нее билась в оргазме уже я.
