Но не всегда. Одна выдающаяся американская религия убедительно прогнозировала, что конец света наступит в 1914 г. Что ж, 1914 г. наступил и прошел, и – хотя события того года, безусловно, были важными – конец света не наступил, по крайней мере насколько я могу судить. Организованная религия может дать по крайней мере три ответа касательно такого неудачного глобального предсказания. Они могли бы сказать: «О, мы сказали “1914”? Приносим извинения, мы имели в виду “2014”. Небольшая ошибка в расчетах. Надеемся, это не причинило вам каких-либо неудобств». Но они этого не сказали. Они могли сказать: «Что ж, конец света наступил бы, если бы мы не молились очень усердно и не ходатайствовали перед Богом, чтобы он пощадил Землю». Но они и этого не сказали. Вместо этого они поступили гораздо более изобретательно. Они объявили, что конец света действительно наступил в 1914 г., и если все остальные не заметили, это был наш промах. Удивительно, учитывая такие явные увертки, что у этой религии вообще есть последователи. Но религии непоколебимы. Или они не делают никаких утверждений, которые можно опровергнуть, или они быстро преобразуют доктрину после опровержения. Тот факт, что религии могут быть столь бесстыдно нечестными, так пренебрежительно относиться к разуму своих последователей и при этом процветать, говорит не в пользу здравомыслия верующих. Но зато он указывает, если демонстрация вообще необходима, на то, что в основе религиозного опыта находится что-то, не поддающееся рациональному анализу.
Эндрю Уайт был интеллектуальным светочем, основателем и первым президентом Корнельского университета. Он был также автором необычной книги «Война науки с теологией в христианском мире» (The Warfare of Science with Theology in Christendom), которая считалась такой скандальной в то время, когда была опубликована, что ее соавтор попросил убрать его имя. Уайт был религиозным человеком
[191]. Но он изложил длинную и болезненную историю ошибочных утверждений, которые религии сделали о природе мира, и показал, как преследовали людей, которые непосредственно изучали природу мира и обнаруживали, что она отличается от доктрины, и как подавляли их идеи. Пожилому Галилею католическая церковь угрожала пытками, потому что он заявил, что Земля вращается. Спиноза был изгнан раввинатом из иудейской общины, и вряд ли найдется организованная религия со строгим сводом доктрин, которая не преследовала людей за преступление открытого исследования. Собственная преданность Корнеля свободному от религии и политики исследованию не приветствовалась в последней четверти XIX в., поэтому министры считали, что выпускникам средней школы лучше не получить образование в колледже, чем учиться в таком нечестивом институте. На самом деле уже упоминавшаяся часовня Сейдж была построена отчасти для того, чтобы успокоить благочестивых, хотя я рад, что время от времени в ней предпринимались серьезные шаги в направлении открытого новым идеям экуменизма.
Многие противоречия, которые описывает Уайт, касаются первопричины. Раньше считалось, что каждое событие в мире (например, рассвет) происходило при непосредственном участии божества. Цветок не мог раскрыться сам. Бог должен был сказать: «Эй, цветок, раскройся». Применение этой идеи к человеческим делам зачастую в качестве социальных последствий лишает жизнь интереса. Прежде всего это подразумевает, что мы не отвечаем за наши действия. Если продюсером и режиссером театра мира является всемогущий и всеведущий Бог, разве не следует из этого, что любое зло, которое совершается, – промысел Божий? Я знаю, что эта идея вызывает замешательство на Западе, и, чтобы избежать его, делаются заявления о том, что то, что кажется злом, – на самом деле часть божественного плана, слишком сложного, чтобы его понять, или что Бог решил закрыть глаза на клубок причинно-следственных связей, когда вознамерился сотворить мир. Такие философские попытки уйти от проблемы имеют право на существование, но они склонны поддерживать неустойчивую онтологическую структуру
[192]. Вдобавок идея микровмешательств в дела мира используется для поддержания установленных социальных, политических и экономических традиций. Была, например, идея о «Божественном праве королей», которую серьезно поддерживали такие философы, как Томас Гоббс. Если бы у вас имелись революционные мысли, скажем, по отношению к Георгу III, вас бы обвинили в богохульстве и нечестивости, религиозных преступлениях, а также в таких более обычных политических преступлениях, как предательство.
Многие законные научные вопросы тоже касаются начала и конца: каково происхождение человеческого вида? Откуда произошли растения и животные? Как возникла жизнь? Земля, планеты, Солнце, звезды? Имеет ли Вселенная начало, и если да, то какое? И наконец, еще более фундаментальный и экзотический вопрос, который многие ученые назвали бы, по сути, не поддающимся проверке и, следовательно, бессмысленным: почему законы природы такие, какие они есть? Идея, что Бог или боги влияют на возникновение чего-то из вышеперечисленного, неоднократно подвергалась критике за последние несколько тысяч лет. Поскольку мы знаем кое-что о фототропизме
[193] и растительных гормонах, мы можем понять, что раскрытие цветков не зависит от божественного микровмешательства. То же самое касается всего клубка причинно-следственных связей, отслеженных во времени в обратном направлении вплоть до зарождения Вселенной. По мере того как мы узнаем о Вселенной все больше и больше, оказывается, что для Бога остается все меньше и меньше дел. Аристотель считал, что Бог – это неподвижная первопричина, король-бездельник, который сначала создал Вселенную, а потом откинулся на спинку стула и смотрит назад, сквозь века, наблюдая замысловатые переплетения причинно-следственных связей. Но это кажется абстрактным и далеким от повседневного опыта. Это немного неудобно и уязвляет человеческое самолюбие.
Люди испытывают естественное отвращение к бесконечной регрессии причин, и это отвращение лежит в основе самых известных и самых эффективных доказательств существования Бога, предоставленных Аристотелем и Фомой Аквинским. Но эти мыслители жили до того, как бесконечность стала математической величиной. Если бы дифференциальное и интегральное исчисление или арифметику трансфинитных чисел изобрели в Греции в V в. до н. э. и не запрещали впоследствии, история религий на Западе могла бы быть совсем другой – или, во всяком случае, мы бы видели меньше заявлений, что теологическую доктрину можно убедительно продемонстрировать посредством рациональных аргументов тем, кто отрицает утверждаемое божественное откровение, как попытался Фома Аквинский в трактате Summa Contra Gentiles
[194].
