– Ты пироманьяк? – спрашивает Коннор.
– Нет. Ты путаешь скуку с одержимостью.
И все же Коннору кажется, что Хайден просто не хочет говорить на эту тему.
– Я тут думал о ребятах, которых отдают на разборку.
– А зачем ты об этом думаешь?
– Затем, – отвечает за Хайдена Маи, – что он фрик.
– Ну, это не я в собачьем ошейнике хожу, правда?
– Это не собачий ошейник, – обижается Маи и показывает Хайдену средний палец. Мальчик не обращает на неприличный жест ни малейшего внимания.
– Мне пришло в голову, что заготовительный лагерь похож на черную дыру. Никто не знает, что там происходит.
– Все знают, что там происходит, – возражает Коннор.
– Не совсем так. Все знают результат, но никто не знает, как выстроен процесс. Я бы хотел его узнать. К примеру, сразу они там разбирают вновь прибывших или приходится ждать? Как они относятся к тем, кто туда попал? Хорошо или плохо?
– Ну, – цедит Маи, – если тебе повезет, сможешь проверить на себе.
– Знаешь что, – говорит Коннор, – ты слишком много думаешь.
– Ну, кто-то же должен восполнить недостаток интеллекта в этом подвале?
Поразмышляв над словами Хайдена, Коннор начинает понимать. Разговоры о заготовительном лагере и о том, что там происходит, для Хайдена то же самое, что водить рукой над пламенем свечи. Ему нравится ходить по краю пропасти. Мысли об опасности, игра с огнем. Коннор вспоминает свое любимое укрытие, над шоссе, позади дорожного знака. Там он тоже чувствовал себя на краю пропасти. Они с Хайденом похожи.
– Ладно, – говорит Коннор. – Можешь думать, пока голова не лопнет. Лично меня заботит только одно – как дожить до восемнадцати.
– Твоя поверхностность меня веселит и расстраивает одновременно. Как ты думаешь, мне лечиться надо?
– Да, надо, но не от того, о чем ты подумал. Лечиться тебе нужно от воспоминаний о том, что твои сумасшедшие родители решили отдать тебя на разборку только ради того, чтобы побольнее уколоть друг друга.
– Хорошо сказано для морлока.
Хайден на некоторое время замолкает. Он думает о чем-то важном и даже перестает улыбаться.
– Если меня все-таки разберут на органы, родители, возможно, снова сойдутся.
У Коннора не хватает духа разрушить его мечту. Зато духа хватает у Маи.
– Неа, – тянет она. – Если тебя разберут, они будут обвинять в этом друг друга и еще больше возненавидят.
– Может быть, – соглашается Хайден. – А может, они прозреют и дальше все будет, как с Хэмфри Данфи.
– С кем? – спрашивает Маи.
Ребята, не сговариваясь, поворачиваются к ней. Хайден широко улыбается:
– Хочешь сказать, что никогда не слышала о Хэмфри Данфи?
Маи смотрит на него с подозрением:
– А должна была слышать?
Хайден улыбается еще шире:
– Маи, я, честное слово, удивлен тем, что ты не слышала этой истории. Она тебе точно понравится.
Хайден берет свечу и ставит ее на пол так, чтобы свет падал на Коннора и Маи.
– Это не костер в лагере, конечно, – говорит он, – но ничего лучшего у нас нет.
На некоторое время он умолкает, смотрит на колеблющееся пламя и медленно переводит взгляд на Маи:
– Это было много лет назад. Того мальчика, вероятно, звали вовсе не Хэмфри, а Хэл, или Харри, или еще как-то. Но так звучит убедительнее. Как бы там ни было, его родители подписали разрешение на разборку.
– А почему? – спрашивает Маи.
– Почему родители это делают? Да просто подписали, и однажды ранним утром за парнем пришли инспекторы. Они схватили его, отправили в лагерь, и больше его никто не видел. Его разобрали на органы.
– И все? – спрашивает Маи.
– Нет, не все, – отвечает Коннор. – История на этом не заканчивается. Понимаешь, его родители, мистер и миссис Данфи, были людьми неуравновешенными. Можно сказать, такими людьми, у которых не все дома. И когда Хэмфри разобрали, они совсем слетели с катушек.
Взглянув на Маи, Коннор видит, что маска крутой девчонки, которой она старательно прикрывает истинное лицо, исчезла. Сейчас она похожа на ребенка, с широко открытыми глазами слушающего страшную сказку.
– И что они сделали?
– Они решили, что Хэмфри на органы разбирать не нужно, – говорит Хайден.
– Подожди-ка, – удивляется Маи. – Ты же сказал, его уже разобрали?
Хайден завороженно смотрит на пламя свечи.
– Да, разобрали, – соглашается он.
Маи недоуменно пожимает плечами.
– В том-то и дело, – говорит Хайден. – Как я сказал, все, что связано с заготовительными лагерями, хранится в секрете. Даже узнать, кому отдали тот или иной орган, невозможно, если человека уже разобрали.
– Да, и что?
– А родители Данфи все-таки нашли записи. Наверное, отец был связан с правительством, поэтому ему удалось нелегально проникнуть в архив управления, занимающегося распределением органов.
– Чем занимается это управление?
– Ведет базу данных детей со всей Америки, отправленных на разборку.
– А, понятно.
– Отцу удалось сделать распечатку списка людей, к которым попали органы Хэмфри. Они с женой отправились в путешествие по всему миру, чтобы найти этих людей, убить их и вернуть все части сына себе, чтобы потом заново его собрать…
– Не может быть.
– Да, такой вот Шалтай-Болтай получился, – добавляет Коннор.
Шалтай-Болтай
Сидел на стене.
Шалтай-Болтай
Свалился во сне.
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может Шалтая,
Не может Болтая,
Шалтая-Болтая,
Болтая-Шалтая,
Шалтая-Болтая собрать!
[2]Все предаются своим мрачным мыслям до тех пор, пока Хайден, наклонившись вперед и протянув руки к Маи, не кричит: «Ууу!» Все невольно вздрагивают – и Маи сильнее всех. Коннору становится смешно.
– Нет, ты это видел? – спрашивает он. – Она чуть из кожи не выскочила!
– Лучше не выскакивай из кожи, Маи, – советует девушке Хайден. – Зазеваешься, а ее тут же кому-нибудь другому отдадут.
– Я вам сейчас покажу! – кричит Маи. Она пытается схватить Хайдена, но тот без труда уворачивается. В этот момент из-за стеллажа появляется Роланд.
– Что здесь творится? – спрашивает он.
