Пока Коннор устанавливает ряд увлажнителей, Роланд внимательно следит за ним, делая вид, будто играет в бильярд. Не выдержав, он наконец откладывает в сторону кий и подходит.
– Я смотрю, тут у нас маленькая неутомимая пчелка, – говорит Роланд достаточно громко, чтобы его слышали остальные. Коннор стоит на стремянке, присоединяя к крылу верхний ряд распылителей. Положение выгодное, так как оно дает ему возможность разговаривать с Роландом, глядя на него сверху вниз.
– Я хочу, чтобы жизнь здесь стала немного более комфортной, – отвечает он. – Мне кажется, без распылителей здесь никак, иначе все просто задохнутся на такой жаре.
Роланд сохраняет невозмутимую мину профессионального игрока в покер.
– Похоже, ты стал новым золотым мальчиком у Адмирала. Другие-то все уехали.
Оглянувшись и убедившись, что завладел вниманием присутствующих, Роланд продолжает свою речь.
– Я видел, как ты заходил в его самолет, – говорит он.
– Ему, как и всем, иногда требуется что-то починить, – отвечает Коннор. – Вот и все.
В этот момент, дабы помешать Роланду, желающему, очевидно, продолжить допрос, в разговор вмешивается Хайден, играющий в бильярд за соседним столом.
– Коннор, кстати, не один там появляется, – говорит он. – Туда все время кто-нибудь ходит. То еду приносят, то убираются – и даже небезызвестный всем Гундос, которого все мы так любим, периодически туда наведывается.
Все оборачиваются к Гундосу, торчащему, как всегда, возле аппарата для игры в пинбол, к которому он словно прикипел вскоре после прибытия на Кладбище.
– Что такое? – спрашивает он.
– Ты бывал в гостях у Адмирала, не правда ли? – спрашивает Хайден. – Ты же не будешь это отрицать.
– И что?
– Так что ему от тебя нужно? Думаю, всем будет небезынтересно это узнать.
Гундос, чувствующий себя неловко, неожиданно сделавшись центром всеобщего внимания, досадливо морщится.
– Да он просто расспрашивал меня о семье, о доме и все такое.
Коннор удивлен. Возможно, думает он, Адмирал решил не ограничиваться общением с ним и найти себе других добровольных помощников, желающих поспособствовать в поисках убийц. Несомненно, Гундос – человек куда менее заметный, чем Коннор, но, помимо глаз и ушей, в голове резидента должны быть еще и мозги, чем мальчик похвастаться явно не может.
– Я знаю, что ему от него нужно, – заявляет Роланд. – Он хочет взять себе волосы Гундоса.
– Да ты что!
– Да, да, он же лысеет, видел? А у тебя отличные волосы. Вот старик и решил снять с тебя скальп, а остальное отправить на разборку!
– Заткнись!
Слушатели смеются. Естественно, Роланд шутит, но Коннору приходит в голову, что многие задумались над тем, правда это или нет. Гундос, видимо, тоже испугался, потому что ему поплохело. Коннор приходит в бешенство, увидев это.
– Да, молодец, – говорит он Роланду. – Подкалывай Гундоса почаще, покажи всем, какой ты пошляк и трус.
Спустившись с лестницы, Коннор встает прямо напротив верзилы и смотрит ему в глаза.
– Да, кстати, Мегафон оставил свой громкоговоритель, кажется? Может, тебе вместо него поработать? Ты так много языком треплешь, тебе цены бы не было.
– Меня никто об этом не просил, – отвечает Роланд без тени улыбки.
* * *
Вечером Коннор и Адмирал встречаются в обстановке строжайшей секретности за чашкой кофе из машины, которую Коннор, как предполагается, починил. Разговор идет о Роланде и о подозрениях Коннора относительно него, но Адмиралу этого мало.
– Подозрения, слухи – все это отлично, но не то. Нужны доказательства. Твои чувства – это твои чувства, но прямых улик нет, – говорит Адмирал, добавляя в кофе виски из фляжки.
Рапорт Коннора окончен, и он собирается уходить, но Адмирал его не отпускает. Он наливает ему вторую чашку кофе, после которой он, вероятно, всю ночь не сможет сомкнуть глаз. Впрочем, если принять во внимание сложившуюся ситуацию, думает Коннор, спать, видимо, и так не придется.
– Очень мало кто знает о том, что я собираюсь тебе рассказать, – говорит Адмирал.
– Тогда зачем мне об этом рассказывать? – спрашивает Коннор.
– Потому что это в моих интересах. Я хочу, чтобы ты знал.
Коннор ценит прямоту Адмирала, однако такой ответ, хоть и честный, не раскрывает его истинных мотивов. Коннору приходит в голову, что на войне умение отвечать таким образом не раз выручало старика.
– Когда я был значительно моложе, – начинает Адмирал, – принимал участие в Хартландской войне. Шрамы, которые ты ошибочно принял за следы операций, я получил в результате разрыва гранаты.
– А на чьей вы были стороне?
Адмирал смотрит на него сурово. Коннор уже успел привыкнуть к манерам старика, но ему все равно становится не по себе.
– А много ли ты знаешь о Хартландской войне?
– В учебнике истории ей была посвящена последняя глава, – отвечает Коннор, пожимая плечами, – но у нас были госэкзамены, и мы до него так и не дошли.
Адмирал с отвращением отмахивается от его слов:
– В учебниках все обернуто в сахарную вату. Никто не хочет знать, как все было на самом деле. Ты спросил, на чьей я был стороне. Дело в том, что на той войне было три стороны, не две. Была Армия Жизни, Бригада Выбора и остатки армии Соединенных Штатов. Так вот последние видели свою задачу в том, чтобы не дать двум первым перебить друг друга. На их стороне был и я. К сожалению, успеха мы не добились. Видишь ли, для возникновения конфликта всегда требуется какой-то повод – разница во мнениях, какой-нибудь спорный предмет. Но к тому времени, когда конфликт перерастает в войну, повод уже не важен, потому что в этот момент важно только одно: насколько сильно противоборствующие стороны друг друга ненавидят.
Прежде чем продолжить, Адмирал добавляет в кофе еще виски из фляжки.
– Период накануне войны был страшным. Все привычные понятия, помогавшие нам отличить добро от зла, были вывернуты наизнанку. С одной стороны, люди убивали акушеров и гинекологов, делавших аборты, чтобы защитить право на жизнь, с другой – многие женщины старались забеременеть лишь ради того, чтобы продать ткань плода. И лидеров выбирали не по способности вести за собой людей, а по умению упрямо защищать какой-нибудь один предмет. Все это было за пределами добра и зла! Затем произошел раскол в вооруженных силах, противоборствующие стороны получили боевое оружие, и две группировки превратились в две армии, полные решимости уничтожить друг друга. А потом был принят Билль о жизни.
Когда Адмирал упоминает Билль, у Коннора по спине бегут мурашки. Раньше он законами не интересовался, но с того момента, когда он узнал о решении родителей, стал смотреть на вещи иначе.
