Черный мрак заволок его юное сердце, и он протянул руку за карточкой.
– Так дай мне за нее что-нибудь сейчас! – смеясь сказала она. Он обнял ее и крепко-крепко расцеловал.
Стеснения между ними как не бывало, Элесеус расцвел и превзошел самого себя. Они любезничали, шутили, смеялись, и он предложил перейти с ней на «ты».
– Когда ты взяла меня за руку, ты была словно прекрасный лебедь, – сказал он.
– Ну да, вот ты скоро уедешь в город и никогда больше сюда не вернешься, – ответила Барбру.
– Неужели ты так плохо думаешь обо мне? – спросил он.
– А разве у тебя никого нет, кто бы тебя там задержал?
– Нет. Между нами говоря, я ни с кем не помолвлен, – сказал он.
– Как же! Уж наверняка помолвлен.
– Нет, говорю тебе, это истинный факт.
Они долго любезничали, Элесеус окончательно влюбился.
– Я буду писать тебе, – сказал он. – Можно?
– Да, – ответила она.
– Не хочу быть назойливым и делать это без разрешения. – Вдруг его охватила ревность, и он спросил: – Я слышал, ты помолвлена с Акселем, это правда?
– Это с Акселем-то! – сказала она так презрительно, что он тотчас успокоился. – Он зря старается! – сказала она. Но тут же раскаялась и прибавила: – Но сам по себе он ничего, Аксель-то. И газету для меня выписал, и подарки часто делает, этого у него не отнимешь.
– Боже сохрани! – согласился Элесеус. – Он может быть самым выдающимся и замечательным человеком в своем роде, но суть не в этом.
Однако при мысли об Акселе Барбру, должно быть, забеспокоилась, она встала и сказала Элесеусу:
– А сейчас тебе пора уходить, потому что мне надо на скотный двор!
В следующее воскресенье Элесеус пошел к ней значительно позднее, чем прежде, и захватил с собой письмо. Вот это было письмецо! Целая неделя восторга и головоломной работы; он выносил его, вызубрил наизусть: «Фрекен Барбру Бредесен, вот уже два или три раза я имел невыразимое счастье видеть тебя…»
Вечер был поздний, Барбру, наверное, уже освободилась от работы на скотном дворе, а может, даже и легла спать. Не беда, так даже лучше.
Но Барбру не спала, сидела в землянке. И по всему было видно, что у нее нет ни малейшего желания любезничать с ним, ни капельки, у Элесеуса составилось впечатление, что Аксель прибрал ее к рукам, а может, и предостерег ее.
– Пожалуйста, вот письмо, которое я тебе обещал!
– Спасибо! – сказала она, распечатала письмо и прочла без видимой радости. – Хотела бы я уметь так хорошо писать, как ты!
Он был разочарован. Что он сделал? Что с ней? А где Аксель? Ушел. Может, ему надоели эти настойчивые воскресные визиты и захотелось уйти из дому, а может, нашлось неотложное дело, потому что он ушел в село еще вчера. Нету его.
– Что ты сидишь в душной землянке в такой чудесный вечер? Пойдем погуляем! – сказал Элесеус.
– Я дожидаюсь Акселя, – ответила она.
– Акселя? Ты что, не можешь жить без Акселя?
– Могу, но ведь надо же его покормить, когда он вернется.
Время шло, пропадало даром, близости между ними не устанавливалось, Барбру продолжала капризничать. Он попробовал было снова рассказать ей о соседнем селе и снова не забыл упомянуть про свою речь над гробом.
– Я и сказал-то всего несколько слов, но у некоторых на глаза навернулись слезы.
– Да ну, – проворчала она.
– А в воскресенье был в церкви.
– Что тебе там понадобилось?
– Понадобилось? Просто пошел посмотреть. Священник, по моему скромному мнению, проповедует неважно, у него нет никаких хороших приемов.
Время шло.
– Как по-твоему, что подумает Аксель, если застанет тебя здесь и нынче вечером? – сказала вдруг Барбру.
О, если б она ударила его прямо в грудь, он был бы ошеломлен не менее. Неужели она забыла их прошлое свидание? Разве у них не было условлено, что он придет сегодня вечером? Он страшно огорчился и пробормотал:
– Я могу ведь и уйти!
Она, по-видимому, нисколько не испугалась.
– Что я тебе сделал? – спросил он дрожащим голосом. Он был очень огорчен, он страдал.
– Сделал? Мне? Да ничего ты мне не сделал.
– Так что же с тобой сегодня случилось?
– Со мной? Ха-ха-ха. А впрочем, я не удивлюсь, если Аксель разозлится.
– Я уйду! – повторил Элесеус. Но она и на этот раз не испугалась, она не обращала ни малейшего внимания на то, что он сидел, борясь со своими чувствами. Упрямая, как осел.
Мало-помалу в нем стало подниматься раздражение, и поначалу он выразил его довольно тонко: она, мол, не самая приятная представительница женского пола! Однако и это не помогло – о, лучше бы он молчал и терпел, – она сделалась только еще хуже. Но и он не стал лучше.
– Знал бы, что ты такая, не пришел бы сегодня, – сказал он.
– И что из того? – ответила она. – Не проветрил бы свою палку, только и всего.
Да, Барбру побывала в Бергене, она видала настоящие тросточки, потому и могла позволить себе так язвительно спросить, каким это ободранным зонтиком он помахивает.
Он и это стерпел.
– Наверное, ты хочешь взять обратно свою карточку? – сказал он.
Если не подействует и это, значит, не подействует ничто, ничего хуже этого и представить себе нельзя в деревне – взять подарок обратно!
– Мне все равно, – уклончиво ответила она.
– Отлично, – дерзко заявил он, – я пришлю ее тебе при первой же оказии. Тогда отдай мне мое письмо!
Он встал.
Ну что ж, она отдала ему письмо, но тут у нее выступили на глазах слезы, да-да, она переменилась: служанка растрогалась, дружок покидал ее, прости навек!
– Не уходи, – сказала она, – мне нет дела до того, что подумает Аксель.
Но тут уж он решил воспользоваться своим преимуществом и стал прощаться.
– Покорно благодарю, – сказал он. – Когда дама ведет себя так, как ты, я удаляюсь.
Он тихонько вышел из землянки и направился домой, посвистывая, помахивая тросточкой и держась молодцом. Черт возьми! Через минутку из землянки вышла и Барбру, дважды окликнув его. Он остановился, отчего же не остановиться, но был как раненый лев. Она с покаянным видом уселась посреди вереска, вертя в руке веточку, понемножку и он начал смягчаться, попросив поцелуя – мол, напоследок, на прощанье. Нет, она не хотела.
– Ах, будь такая же очаровательная, как в прошлый раз! – умолял он, обхаживая ее со всех сторон и напирая все решительнее, чтоб скорее добиться своего.
Но она не пожелала быть очаровательной, а встала. И стояла как истукан. Тогда он молча кивнул и пошел прочь.
