– Не сидеть же нам здесь дураками и ждать! – говорили они. – Если Гейслер решил продавать гору, так должен быть на месте!
Но мало-помалу их досада улеглась, они даже стали находить во всем этом что-то забавное – вот ведь незадача, того и гляди заночуем где-нибудь на скалах!
– Великолепно! – восклицали они. – Когда-нибудь наши семьи отыщут тут наши кости!
В конце концов Гейслер явился. Он ходил прогуляться, сейчас возвращается прямо с летнего загона.
– Похоже, и летний загон для тебя уже маловат, – обратился он к Исааку. – Сколько у тебя там всего скотины? – продолжал он, в то время как господа стояли с часами в руках! Гейслер был заметно красен лицом, словно выпил спиртного. – Ух, ну и разогрелся же я от ходьбы! – заявил он.
– Мы ожидали застать вас дома, – сказал один из господ.
– Вы же меня не предупредили, – ответил Гейслер, – иначе я был бы на месте.
Ну, а как же сделка? Согласен ли Гейслер принять сегодня разумное предложение? Не каждый ведь день предлагают ему пятнадцать или двадцать тысяч крон, а?
Этот новый намек сильно задел Гейслера. Ну что за манеры! Но господа, верно, не говорили бы так, если б не были сердиты, а Гейслер не побледнел бы лицом, если б не успел побывать в одном пустынном местечке, где лицо его сильно покраснело. Теперь же он побледнел и холодно ответил:
– Я не хочу называть цену, возможно, подходящую для господ, но я знаю цену, какую хочу получить сам. Я не желаю больше слушать детскую болтовню! Моя цена та же, что и вчера.
– Четверть миллиона крон?
– Да.
Господа сели на коней.
– Вот что я вам скажу, Гейслер, – начал один из них. – Мы прибавим до двадцати пяти тысяч.
– Вы продолжаете шутить, – ответил Гейслер. – Зато я намерен предложить вам нечто вполне серьезное: хотите продать ваш маленький рудник?
– Да, – несколько растерянно отвечали господа, – отчего ж, надо подумать.
– Тогда я покупаю его, – сказал Гейслер.
Вот так Гейслер! Двор был полон народу, и все слышали, что он сказал, все жители Селланро, и каменщики, и господа, и нарочные, он скорее всего и гроша не мог выложить на такую покупку, а впрочем, Бог знает, вероятно, и мог, черт его поймет. Во всяком случае, он совсем сбил с толку господ несколькими своими словами. Что это – ловушка? Или он этим хитроумным маневром рассчитывал подчеркнуть то важное значение, которое отводил своей горе?
Господа задумались, господа начали тихонько переговариваться между собой, снова спешились. Но тут в дело вмешался горный инженер; видно, такой поворот событий ему не очень понравился и, похоже, он обладал какими-то правами, а то и властью. Двор был полон народу, все внимательно слушали.
– Мы не продаем! – сказал он.
– Не продаем? – спросили господа.
– Нет.
Они еще немного пошептались, потом сели на коней, собираясь ехать.
– Двадцать пять тысяч! – крикнул один из господ.
Гейслер не ответил, повернулся и снова пошел к каменщикам.
Тем и окончилось последнее свидание.
Казалось, Гейслер остался совершенно равнодушным к последствиям, он расхаживал по двору взад-вперед, вступал в беседу то с одним, то с другим, с интересом наблюдал, как каменщики водружают над скотным двором толстые стропила. Им хотелось кончить строительство на этой же неделе, крыша будет временная, потом сверху надо всем двором построят новое кормохранилище.
Исаак отпустил Сиверта с работы, разрешив ему побездельничать; это он сделал для того, чтобы Гейслер мог в любую минуту, когда захочет, отправиться с Сивертом в горы. Напрасная забота, Гейслер или отказался от этой затеи, или вовсе забыл о ней. Взяв у Ингер кое-что перекусить, он зашагал вниз по склону и отсутствовал до вечера.
Он заглянул на два новых хутора, пониже Селланро, потолковал с их хозяевами, потом дошел до Лунного и пожелал узнать, что сделал за эти годы Аксель Стрём. Дело у Акселя подвигалось не очень быстро, но землю он обработал хорошо. Гейслер заинтересовался и этим хутором и сказал Акселю:
– Есть у тебя лошадь?
– Да.
– У меня на юге стоят косилка и борона, совсем новенькие, я пришлю тебе.
– Что? – спросил Аксель и, не понимая такого великодушия, принялся прикидывать в уме размер платы.
– Я подарю тебе эти орудия, – сказал Гейслер.
– Да разве такое возможно?
– Но зато ты поможешь двум своим ближайшим соседям поднять новину.
– Это уж само собой, – заявил Аксель, все еще не понимая толком Гейслера. – Так у вас на юге есть поместье и машины?
Гейслер ответил:
– У меня там много всяких дел.
Ну, ничего такого у Гейслера, пожалуй, не было, но он часто делал вид, будто так оно и есть. А косилку и борону он мог и просто купить в каком-нибудь городе и отослать на север.
Он разговорился с Акселем Стрёмом, расспрашивал о других здешних хуторянах, о торговой усадьбе Великое, о брате Акселя, молодожене, который недавно переехал в Брейдаблик и начал прокапывать болота и отводить из них воду. Аксель жаловался, что никак не найдет работницу, живет у него одна старуха, по имени Олина, да проку от нее мало, но приходится радоваться, что есть хоть она. Одно время летом Акселю приходилось работать день и ночь. Можно бы выписать работницу с его родины, из Хельгеланна, но тогда придется оплатить ей дорогу, помимо жалованья. Куда ни посмотри – все расходы. Потом Аксель рассказал, что он взял место смотрителя на телеграфной линии, но немножко об этом жалеет.
– Такие дела подходят для людей вроде Бреде, – сказал Гейслер.
– Вот уж правда так правда! – согласился Аксель. – Да ведь все из-за денег.
– Сколько у тебя коров?
– Четыре. И бык. А то уж больно далеко водить коров к быку в Селланро.
Но было на душе у Акселя одно дело поважнее всех других, и ему не терпелось поговорить о нем с Гейслером: против Барбру возбудили следствие. Конечно же, все открылось: Барбру была беременна, а уехала как ни в чем не бывало и без ребенка, как же это так вышло? Услышав, о чем речь, Гейслер коротко сказал:
– Пойдем!
Он увел Акселя подальше от дома, при этом держался куда как важно, совсем как начальство. Они сели на опушке, и Гейслер сказал:
– Ну, выкладывай!
Конечно же, все открылось, как могло быть иначе! Людей вокруг уже было много, не то что прежде, да, кроме того, у них на хуторе часто бывала Олина. При чем здесь Олина? Она-то? Да еще ко всему Бреде Ольсен с ней поссорился. Теперь Олину уж никак не обойти, она поселилась прямехонько на месте происшествия и мало-помалу все выведала у самого Акселя, она и жила-то ради темных дел, ими и кормилась, как же тут не повторить, что у нее на диво верный нюх. По правде, Олина уже слишком старая и слабая, чтоб смотреть в Лунном за домом и скотиной, ей бы отказаться от места, да разве она пойдет на это? Разве она оставит дом, где такая огромная нераскрытая загадка? Она управилась с зимними работами, кое-как скоротала лето, силы у нее таяли, но она держалась надеждой разоблачить одну из дочерей Бреде. Не успел весной сойти снег, как Олина принялась шнырять повсюду, нашла маленький зеленый холмик у ручья и сразу увидела, что холмик обложен аккуратно срезанным дерном; ей даже посчастливилось однажды застать там Акселя, когда он утаптывал и заравнивал маленькую могилку. Стало быть, Акселю тоже обо всем известно. Олина кивнула седой головой – теперь, значит, ее черед!
