– С личным делом знакомиться только в помещении отдела кадров! – проинструктировала она девчушку. – Никаких «схожу к знакомым в уголовный розыск, там почитаю» чтобы не было!
Сержант увела меня в кабинет для приема граждан, принесла личное дело «майора внутренней службы в запасе Сыча Сергея Петровича». Я открыл сшитое «книжкой» личное дело. На обороте обложки штамп «хранить 25 лет». Согласно действующей еще со сталинских времен инструкции, личные дела кадровых офицеров МВД должны храниться в архивах областных-краевых УВД в течение двадцати пяти лет после смерти сотрудника. Не после увольнения из органов внутренних дел, не после выхода на пенсию или в отставку, а именно после смерти. Забавно, правда? Через четверть века о Сыче будут помнить (если будут) только его ближайшие родственники, а личное дело его все еще будет храниться в архиве УВД.
Мое личное дело тоже хранится в этом здании, но оно, наверное, еще тонкое, а у Сыча – толстенное, как он сам.
Положив рядом с собой блокнот для записей, я углубился в биографию покойного Сергея Петровича.
«1939 год – призван на службу в органы НКВД СССР вонкоматом Центрального района города Новосибирска. Присвоено звание «рядовой».
В 1944–1946 годах проходил учебу в Ленинградском военном училище войск НКВД (во время войны располагалось в г. Новосибирске). Присвоено звание «лейтенант внутренней службы МВД СССР». Направлен для дальнейшего прохождения службы в Главное управление лагерей и мест заключения.
В 1947 году назначен помощником начальника производства в колонию КА-1324/7, расположенную в п. Белый Яр Александровского района Томской области».
Помощник начальника производства на лесоповальной зоне – это что-то типа главного лесоруба, который показывает зэкам, какие деревья и где рубить.
«В 1952 году переведен заместителем начальника производства в колонию ШН-3484/1 п. Светлое Енисейского района Красноярского края.
В 1954 году переведен для дальнейшего несения службы в управление исправительно-трудовыми учреждениями УВД Красноярского крайисполкома».
Службу Сыч С. П. закончил в 1965 году в системе ИТУ нашей области. Уволен в запас в звании майора внутренней службы. Ветеран Великой Отечественной войны (даже близко к фронту во время войны не был). Ведомственных и правительственных наград – 12 шт., благодарностей и грамот – по десятку за каждый год службы.
«Ничего зазорного – всю войну охранять зэков на лесоповале – нет. Но участвовать после войны в ветеранском движении, ездить с фронтовиками на торжественные мероприятия – это перебор. Это, на мой взгляд, присвоение чужих заслуг».
Из отдела кадров я зашел к знакомым инспекторам уголовного розыска, попил с ними чаю, поболтал о всякой всячине, ненавязчиво попросил бланк требования проверки на судимость. Пока инспекторы занимались своими делами, я заполнил требование на имя Антонова Михаила Ильича. В буфете УВД купил небольшую шоколадку и спустился в информационный центр.
На стук в окошечко выглянула дежурная по ИЦ.
– Девушка, пожалуйста, помогите. – Я положил перед ней шоколадку, сверху прикрыл требованием о судимости.
Дежурной по ИЦ было лет тридцать пять. На льстивое обращение «девушка» она не среагировала, на шоколадку покосилась, но ни требование, ни подарок в руки брать не стала.
– Девушка, нам надо срочно человека пробить, завтра на санкцию представлять по убийству.
Она равнодушно пожала плечами: не тебе одному надо! Мне что, разорваться, что ли?
– Девушка, я не местный, – настала очередь зайти с козырей, – я из далекого поселка приехал. У нас, реально, цивилизация заканчивается, волки по ночам по улицам бегают. Если я сегодня до дома добраться не успею, мне придется на автовокзале ночевать. Девушка, пожалейте меня, я вам век благодарен буду.
Дежурная насмешливо хмыкнула, одним движением сгребла с подставки и требование, и шоколадку. Покачивая ягодицами под обтягивающей юбкой, она скрылась за стеллажами и через несколько минут вернулась с заполненным запросом.
Обычно требования проверяют в течение суток, но если явиться с запросом лично и слезно попросить, то могут исполнить тут же, без всякого промедления. Все зависит от настроения дежурной по ИЦ. Можно на такую мегеру нарваться, что никакими мольбами и подношениями не прошибешь.
Выйдя из областного УВД, я прогулялся до Комсомольского бульвара, сел на свободную лавочку, прочитал ответ на мое требование. В 1950–1955 годах Антонов Михаил отбывал наказание в ШН-3484/1 Красноярского края.
«Вот где ваши пути пересеклись! Я ведь с самого начала знал, что это мой тесть въехал Сычу в висок так, что тот рухнул без чувств. Если такой спокойный мужик, как Михаил Антонов, полез драться, то повод был очень и очень веский… А может быть, тесть еще в зоне решил его убить при первой встрече? Нет, не получается. В туалете они столкнулись совершенно случайно. Сыч узнал тестя, что-то обидное сказал ему. Михаил Ильич в ответ, не раздумывая, пустил в ход кулаки. Ну и черт с ним! Руну-то точно не Антонов нарисовал».
Я разорвал требование на мелкие клочки, бросил в урну.
«Не буду я Михаила Ильича ради торжества закона и справедливости под монастырь подводить. Тесть он мне или не тесть, но я испытываю к нему симпатию, а вот Сыч у меня ничего, кроме презрения, не вызывает. Тоже мне, нашелся ветеран! Весь наградами увешан, а немцев с автоматами только в кино видел. Не ездил бы по отдаленным поселкам водку дармовую жрать, остался бы живой, внуков нянчил, пионерам в школе о своем героическом прошлом лапшу на уши вешал».
Я достал блокнот, в аббревиатуре «ШН-3484/1» исправил последнюю цифру с единицы на четверку (цифра после дроби означает номер колонии). Если потом будут разборки, скажу, что ошибся, когда с личным делом Сыча работал.
Пока я сидел на бульваре, погода переменилась, стал накрапывать мелкий дождик.
«А не поехать ли мне в Заводской райотдел? – посетила меня шальная мысль. – Подпитаюсь энергетикой родного здания, посмотрю, кто теперь за моим столом сидит. Поболтаю со знакомыми, узнаю последние новости. Позвоню в Верх-Иланск, скажу, что вернусь завтра с первым автобусом. Если не найду где переночевать, вернусь к родителям. Не выгонят же. Придется, правда, выслушать нотацию о моем безобразном поведении, но это ерунда по сравнению с перспективой провести целый вечер в городе!»
Еще меня неудержимо влекло зайти в гости в рабочее общежитие, но этот вариант, если я не хочу окончательно разругаться с Маринкой, отпадает. Она на дыбы встанет, если узнает, что я в ее отсутствие флиртовал с заводскими девчонками. К тому же спать придется неизвестно у кого.
Решено – еду в райотдел, а потом к родителям!
К моему огорчению, визит в РОВД особой радости не принес. За лето я стал для бывших коллег чужим, посторонним человеком, с которым поговорить можно только на общие, безобидные темы.
Я сидел в своем бывшем кабинете, пил остывший чай и думал: «На кой черт я сюда приперся? Уехал бы в поселок, сейчас бы с Маринкой мирился, поглаживал ее округлости ниже спины».
