– Звони начальнику милиции! Еще одно лишнее слово, и я пристрелю тебя, а с ментами сам буду переговоры вести. Ты меня понял?
– Давай Наташку отпустим, – предложил я.
Учитель навел пистолет мне в лоб.
– Диктуй условия, – мгновенно смирился я. – Телефон уже работает? Я передам твои требования слово в слово.
– Через пятнадцать минут у ДК должен стоять легковой автомобиль с полным баком. Всех людей из ДК убрать. Если кого встречу по дороге – пристрелю. На улице никаких снайперов, никаких автоматчиков. У меня в руке будет граната с выдернутой чекой. Если что пойдет не так, я подорву и себя, и ее, – кивнул он на Наталью.
– Сразу же объясню, – я перешел на деловой тон. – У нас в РОВД ни одной снайперской винтовки нет. Автоматчиков тебе с заложницей бояться не стоит. Требования твои мне понятны, на первый взгляд они выполнимы. Загвоздка вот в чем: как ты одной рукой автомобиль поведешь?
– Я сяду на заднее сиденье, а за руль сядешь ты.
– Я? Не пойдет. Я на втором курсе Школы милиции получил права, но с тех пор за руль не садился. Мы с тобой, Анатолий Сергеевич, далеко не уедем.
Он опустил ствол и выстрелил. Пуля впилась в доски у моих ног. Наталья вздрогнула всем телом, но осталась на месте.
– Звони, падла! – закричал учитель. – Звони и помни: мое терпение уже иссякло!
Я набрал номер дежурной части райотдела. Ответил Апшин.
– Сергеевич, ты? Это Лаптев. У вас про стрельбу в ДК еще звонков не было? Уже поступили? Нормально. Сергеевич, ты трубку не клади, а к аппарату позови Гордеева, скажи ему: «У нас захват заложника». Даже двух заложников, я тоже под стволом сижу.
На мое счастье, сегодня дежурил самый опытный из всех дежурных на свете – капитан Апшин. Он не задал мне ни одного лишнего вопроса. Было такое ощущение, что Апшин давно продумал свои действия в случае любой критической ситуации. Подумать только – захват заложника! И где? Не в Америке, а у нас, в Сибири, в забытой богом дыре под названием Верх-Иланск!
– Анатолий Сергеевич, – я отстранил трубку от уха, – пока в райотделе ищут Гордеева, скажи, а зачем вся эта муть с рунами? Неужели ты подумал, что кто-то поверит в эсэсовскую месть ветеранам войны?
– Вы второй месяц из-за рун на месте топчетесь. Если бы ты знал, как мне было смешно, когда меня допрашивали: то ты, то чекисты, то прокуроры. Люди меняются, а вопросы одни и те же задают. Согласись, задумано-то было красиво!
– А теперь как, перейдешь на нелегальное положение?
– Не твоего ума дело! Наташенька, что ты приуныла? Мальчика жалко? Будешь себя хорошо вести, я его живым оставлю. И тебе еще пожить дам.
К телефону подошел Гордеев. Я рассказал ему об обстановке в ДК и требованиях Седова.
– Передай ему трубку, – велел Семен Григорьевич.
– Нет, нет, – отстранился учитель. – Я ни с кем больше разговаривать не стану. Времени вам – пятнадцать минут, и ни секундой больше.
– Как дальше поступим? – спросил я.
– Я остаюсь с Наташкой, поболтаю с ней кое о чем. Ты пойдешь вниз и все проконтролируешь. Через пятнадцать минут я позвоню на вахту, и ты мне доложишь, что все мои требования выполнены. Запоминай: легковой автомобиль с заведенным мотором и полным баком бензина у крыльца ДК; входные двери в ДК открыты настежь и зафиксированы на месте распорками; по моему пути следования не должно быть ни одного человека. Все запомнил? Ты, Лаптев, ждешь меня у вахты. В автомобиле ты сядешь за руль, Наташка рядом с тобой. Я – на заднее сиденье. Отъедем из поселка, я выброшу гранату, пересяду за руль.
– Не пойдет, – перебил я учителя. – В машине поедем мы двое, а Наташку ты оставишь в фойе.
– Слышь, ты, ублюдок, не надо строить из себя благородного рыцаря Айвенго! Как я сказал, так и будет. Иди вниз, выполняй, что я сказал. И запомни, мне руку разжать недолго. Если меня пристрелят, то от своей Наташеньки даже ошметков не найдешь. Хоронить нечего будет.
– Андрей, не уходи, – взмолилась Наталья, – он убьет меня! Пожалуйста, Андрюша, не оставляй меня с ним! Я по его глазам вижу, что мне отсюда живой не выйти.
– Заткнись, падла! – заорал учитель. – Закрой свой рот, проститутка!
– Наташа, – я взял девушку за руки, – не бойся его, пока вы не спуститесь вниз, Анатолий Сергеевич тебя не тронет. А если тронет, я его…
Выстрел грянул внезапно. С полки рухнул простреленный робот, пустая гильза упала рядом с моей ногой, завертелась на полу, источая кислый запах сгоревшего пороха.
– Иди вниз! – брызгая слюной, завопил Седов.
Я обернулся. Ствол «парабеллума» был направлен мне в голову. Как молния, промелькнула мысль: «Если у него сейчас дрогнет рука, то от цирроза печени я не помру».
Учитель, видя мое замешательство, усмехнулся, сделал шаг назад, выщелкнул из пистолета магазин, ловко вставил другой, полностью снаряженный.
«Это у него от таблеток такие перепады настроения», – догадался я.
– Вперед! – Учитель стволом прочертил мне маршрут из библиотеки.
Я чмокнул Наталью в щеку и ушел, твердо поклявшись себе убить Седова при первой же возможности.
31
На третьем курсе в Высшей школе милиции мы писали секретный учебный план по освобождению заложника. Было скучно. Я рисовал парусники в спецтетради (прошита, пронумерована, на обложке штамп «секретно»), мои соседи по партам позевывали. Преподаватель нудно диктовал, кто хотел, записывал за ним, остальные развлекали себя, как могли.
– Фабула. – Преподаватель, пожилой подполковник, посмотрел в окно, поморщился. – В ресторане «Вечерний» ранее судимый гражданин захватил заложника, которому угрожает ножом.
– Почему обязательно «ранее судимый»? – спросил кто-то из курсантов.
– Потому, что такова фабула. Пишем далее.
На составление секретного плана ушло два часа. По окончании занятия я спросил:
– Товарищ подполковник, за те два часа, что мы писали план, преступник успеет заложника на куски изрезать и съесть. Нельзя ли побыстрее к штурму подготовиться?
– Кого ты штурмовать собрался, Лаптев? Твое дело – план научиться писать, а на месте всегда найдутся люди, которые поступят по-своему. План и жизнь – это разные реальности.
Реальность, хуже которой не придумать, наступила. Я стоял в фойе и не знал, что же делать дальше. Ко мне вновь подошел Гордеев.
– Еще раз все вспомни и повтори, – потребовал он.
– У Седова с собой пистолет «парабеллум». В любом фильме про войну с такими пистолетами все немецкие офицеры ходят. Ствол у него длинный-длинный, как полет на тот свет.
– Не отвлекайся! – повысил голос Семен Григорьевич.
– Еще с собой у него как минимум одна противопехотная осколочная граната «Ф-1». Глаза у Анатолия Сергеевича блестят, как у религиозного фанатика, зрачки расширены. Пока действие психотропного препарата не пройдет, Седов будет чувствовать себя самым смелым человеком в Советском Союзе. Когда он проглотил таблетку и сколько она будет действовать, я не знаю, но крыша у него временами реально едет.
