Сегодня хасси Дарьеша выглядела странно задумчивой. Она часто теряла нить разговора и периодически то краснела, то бледнела совершенно невпопад. Иллиана рассказывала ей о том, что Торриен показал ей крыло царских художников и теперь ей не терпелось сходить туда, выпросить себе мольберт и что-нибудь нарисовать.
— Пойдешь со мной?
Но на лице Миллиты снова не отразилось никакого энтузиазма. Она опустила взгляд и немного нахмурилась.
Иллиана уже решила, что подруга ее не слушает, но та вдруг ответила:
— Нет, наверно, не пойду. Может, потом.
— Почему? Пойдем, я одна буду чувствовать себя неловко. Представляю, как благородные мираи-художники будут заглядывать мне в мольберт, а у меня там… там…
Она замахала рукой в воздухе, очевидно, придумывая.
— Рисунок? — вяло спросила хасси Дарьеша.
— Обнаженный Торриен! — воскликнула Иллиана, раздражаясь, что не может расшевелить девушку, и добавила: — В образе ананаса!
— Что? — распахнула глаза Миллита.
— Ну наконец-то, — фыркнула Иллиана. — Что с тобой? Почему ты не реагируешь ни на что? Не выспалась? Всю ночь размазывала клубнику со сливками по обнаженному наследнику Шейсары?
Иллиана попыталась улыбнуться, но воспоминания о Дарьеше до сих пор вызывали у нее вспышки отвращения.
Ее собеседница опять покраснела, хотя прежде от таких вопросов она вовсе не смущалась. И внезапно проговорила:
— Я беременна.
— Что? — ахнула Иллиана. — Как это? Тебе же давали эту… траву, чтобы не беременеть?
Та кивнула.
— Да. Но она… видимо, не всегда помогает. Дарьеш любит заниматься любовью в облике Великого змея. А против такого союза отвар работает не на сто процентов. Магия Иль-Хайят благословляет своих детей, если они ложатся с женщиной в истинном обличье. Против магии нет абсолютно действенного средства.
— Подожди, — нахмурилась девушка, чувствуя, как волосы шевелятся на голове. — Ты же хасси? Разве тебе можно беременеть?
— Нет, — покачала головой она. — Беременность означает для нас гарантированную смерть. Хасси не способны выносить мирая.
— Но как же… почему тогда Дарьеш позволил себе такую связь с тобой? — выдохнула Иллиана, чувствуя, как холодеют кончики пальцев, а горло сжимает животный ужас. Представить, что скоро ее подруги не станет, оказалось слишком страшно.
Страшно до тошноты, что и она сама могла оказаться на ее месте…
— Это же Дарьеш, — сморщилась Миллита. — Наследник всей Шейсары, Сапфировый змей и первый сын царя. Неужели ты думаешь, что он станет в чем-то себя ограничивать?
Девушка стиснула зубы и опустила голову. Для такой новости она казалась даже слишком спокойной. Никакой истерики, слез. Ничего того, что должно было иметь место у умирающей.
Иллиана нахмурилась и сжала кулаки.
— А ты уверена, что…
Миллита вскинула голову и резко посмотрела на нее. Так, что у Иллианы все слова застряли в горле.
— Уверена во всем. Особенно в том, что еще ни разу не удалось спасти ни одну беременную хасси, — ответила она с легкой злостью. — Я все узнала.
— А ребенок? — тихо спросила Иллиана.
— Тоже умирает, потому что мать не донашивает его до безопасного для рождения срока.
Несколько секунд Иллиана пораженно молчала, а затем произнесла:
— И сколько у тебя времени?
Миллита вздохнула.
— Около трех месяцев. Потом яд младенца станет настолько силен, что убьет меня. Про выкидыш не спрашивай, — добавила она, скривившись и положив ладонь на живот, будто пыталась инстинктивно защитить нерожденное дитя. — Мираи тщательно оберегают беременных, пытаются поддерживать лекарствами их жизнь до самого конца. Пытаются спасти младенца. Но в случае с хасси это не удавалось им еще ни разу.
Она поджала губы и посмотрела вдаль.
— Знаешь, — сказала она задумчиво после небольшой паузы. — Я бы хотела родить этого ребенка.
— Только он убивает тебя, — все еще ошарашенно проговорила Иллиана, даже не пытаясь сказать что-то осмысленное. Все равно не получалось. Все мысли сковало ужасом.
Миллита вдруг посмотрела на нее, и в глазах ее светилась непривычная серьезность, когда она продолжила:
— Это всего лишь малыш. Он никого не может убивать. Ему, кстати, уже чуть больше месяца. Казис Саримарх сказал, что у него уже даже есть пальчики и бьется сердце. — Миллита вдруг улыбнулась. — Всего месяц… А уже так много…
И впервые от начала разговора ее глаза предательски заблестели.
Сердце Иллианы дрогнуло в груди, раскалываясь на части.
Но чем она могла помочь девушке? Ребенок, которого Миллита уже сейчас явно любила, через три месяца должен был привести к смерти их обоих. Ребенок, который тоже не заслужил такой участи.
— Знаешь, — отрывистым, нервным голосом произнесла Иллиана, бледнея от ужасных слов, которые собиралась произнести. — Есть смесь трав, которую я легко смогу достать даже в дворцовом саду. — Если ее заварить, она вызывает спазм сосудов…
Хасси Дарьеша бросила на нее болезненный взгляд, и девушка умолкла. Она вообще не представляла, что ей когда-нибудь придет в голову предлагать кому-то травы для прерывания беременности. Это было против ее принципов, против всего, во что она верила. Ведь жизнь бесценна, а нерожденный человек ничем не отличается от взрослого. Прервать его существование — такое же убийство, как и любое другое! Только еще хуже, потому что невинный малыш ничем не заслужил такой жестокости, никому в жизни не причинил зла. И даже солнышка еще не видел.
Однако Иллиана никогда не представляла, что окажется в подобной ситуации.
— Это просто маленький ребенок, — ответила Миллита, блестящими глазами всматриваясь в подругу. — И у него уже есть пальчики… Как я могу убить его, если есть хоть малейшая вероятность, что мы оба сможем выжить?
Иллиана нервно кивнула. Она бы тоже не смогла. Просто не хотела представлять себя в подобной ситуации.
— Значит, шанс все же есть? — спросила она негромко.
Миллита пожала плечами.
— Может, царевич Торриен наконец изобретет антидот от яда мираев? — ответила она. — У него еще есть немного времени.
И на ее лице вдруг появилась болезненная улыбка, кольнувшая сердце Иллианы острым кинжалом.
Надежда в этой девушке была столько чистой и сильной, что Иллиана испытала к ней прилив уважения, хорошенько замешанного на горечи.
— Я буду подгонять Торриена, — ответила она твердо. — Он обязательно что-нибудь придумает.
И встала с нагретой солнцем скамейки.
— Кажется, он прямо сейчас должен быть в лаборатории. Увидимся позже, хорошо? Не грусти, я знаю, все получится!
