Он старается плыть как можно медленнее, чтобы рыбы-клоуны не прятались от него между прозрачными щупальцами актиний.
И как только ребята могут плевать на такие сокровища?
То там, то сям на дне лагуны Силиан видит останки китайских фонариков. Вчера, ровно в полночь, их запускали с пляжа и загадывали желания, но эти высоко не поднялись, огонек погас слишком рано. Вот так и бывает – веришь в приметы, а потом случается облом, и… прости-прощай, голубые мечты!
Силиан мало-помалу удаляется от пляжа, следуя за черно-белыми полосками хирурга-каторжника
[38], который держит курс в открытое море. Дно отодвинулось, но Силиан по-прежнему может встать, на цыпочки. Он продвигается осторожно, чтобы не оцарапаться о кроваво-красные кораллы.
И тут видит его.
Прямо под собой. Как отражение в зеркале.
Лежащего плашмя, как и он.
Кафра
[39], как и он.
Его первая реакция, парень спит. Все, случается, спят на пляже. Перебрал, компания разошлась поздно, а он уснул, где упал. Только вот почему на дне лагуны?
Расписной спинорог кружит над человеком, путается в черной, цвета морского ежа, шевелюре, обнюхивает тонкие волоски на мускулистом торсе, скользит вдоль согнутой руки, ниже, покачивается над пупком и резко сворачивает, огибая препятствие.
Рукоятку ножа, торчащего из груди.
У Силиана отсроченная реакция: ему кажется, что он тонет, хотя по-прежнему достает до дна; паника берет верх над разумом, он резко опускает ноги, обдирая их о кораллы, и вопит на весь пляж:
– В лагуне мертвец!
Три часа до полуночи
Жюстина ставит свою маленькую палатку «кечуа» на краю пляжа. Тут даже молоток не нужен, колышки сами уходят в песок между корнями казуарин. Закончив, она на несколько секунд замирает, сидя на корточках – смотрит, как солнце садится за коралловый риф. Небо пламенеет, красные облака словно бы собрались нырнуть в лагуну, как бросаются в море сильно обгоревшие курортники; океан стал золотым, пляж – медным, черные силуэты казуарин прямо-таки просятся на почтовую открытку, но Жюстина не фотографирует.
Она – часть пейзажа.
Невероятно, но факт.
Как же все тут прекрасно.
Этот Новый год обещает быть самым необычайным в ее жизни.
Жоана протягивает ей стакан пунша.
«Мы сбежали в рай», – думает Жюстина, чувствуя, как ветер ласкает кожу. Пунш, солнце, вода в море тридцать градусов, а еще вчера вечером она ехала в набитом вагоне RER по линии «Б» в Руасси-Шарль-де-Голль, а часом раньше в торговой галерее на вокзале Сен-Лазар ее рвали на части покупатели, желавшие приобрести шмотки H&M, связанные десятилетними детьми где-то в Азии. Поди объясни девице из центра занятости, что, несмотря на ваш диплом о высшем коммерческом образовании, вы не желаете работать в определенных магазинах из этических соображений.
На неделю Жюстина хочет обо всем забыть. Хотя если бы не H&M, она бы не встретила Жоану.
Ее подруга летает на Реюньон каждый год, платит только за билет. На острове живет вся ее семья, так что прием обеспечен королевский.
Жоана умоляла ее.
Ну давай, Жю, полетим вместе! Да, за билет придется выложить месячную зарплату, но ты прикинь, сколько их еще будет, этих месячных зарплат, до самой пенсии, посчитай, старушка, сорок пять лет помножь на двенадцать… а сколько раз в жизни получится сбежать в рай?
Жоана была права.
Здесь такая красота, просто дух захватывает. Жоана – прелесть. Метиска. Маленькая, тоненькая, спортивная. С курчавыми волосами. И почему-то очень застенчивая. Жюстина впервые увидела ее зимой 2012-го, Жоана к тому моменту была в столице две недели. Париж занесло снегом, какой выпадает раз в десять лет. Жоана стучала зубами, глядя из-под вязаной шапки большими миндалевидными глазами. Она стояла у памятника часам
[40]на площади перед вокзалом Сен-Лазар, Жюстина взяла ее за руку. Вернее, за рукавичку. Они заказали по горячему шоколаду в знаменитом «Молларе», Жоана впервые увидела такой роскошный и стильный пивной ресторан: фрески, мозаичный потолок, хрустальные люстры и официанты, похожие на пингвинов – с утра во фраках и белых манишках.
Само собой получилось, что с тех пор они каждое утро завтракают вместе. Уже шесть лет.
Подруги до гроба. Сестры. Близняшки. Они знают друг о друге все.
Поедем, Жюстина, пожалуйста, поедем в этот раз вместе, умоляла Жо.
И поехали!
Жюстина никогда не путешествовала дальше Ла-Транш-сюр-Мер в Вандее, в тот раз она погрузила свой велосипед в скоростной поезд, и ее достали велодорожки через болота, длинные песчаные пляжи и вода не теплее двадцати градусов.
Не то что здесь, где все прекрасно.
Даже парни!
Жоана достает из сумки-холодильника креольские котлетки из лосося и пикули, которые приготовила для них ее мать. Они чокаются – в стаканчиках местный белый ром – и смеются.
– За рай! И за ангелов, которые тут загорают!
В пятидесяти метрах от их палатки разбили лагерь ребята – ну не разбили, просто расстелили полотенца. Квадрат сигнальной ленты между казуаринами обозначает их территорию, так пометили участки все другие семьи, которые много недель готовились к замечательному празднику и теперь толпятся на берегу. Их особенно много сегодня, ведь погоду обещали без дождя.
– Ты принесешь нам удачу, – пророчит Жоана, и они снова чокаются.
Им и правда повезло найти свободный уголок в роще у самого пляжа, среди десятков тысяч островитян, вставших лагерем у лагуны со столами, стульями, холодильниками, плитками и всевозможной техникой, дружно извергающей музыку и новости.
Удача выпала двойная: ближайшие соседи – парни, да какие!
Сексуальные до невозможности. Высокие. Чернокожие. Накачанные.
Их человек пятнадцать. Жюстина не верит своим глазам!
– Как дела, девочки?
Жоана смотрит на окликнувшего их парня и переводит взгляд на три пластиковые ленты, привязанные к деревьям вокруг их палатки.
– Граница на замке, – грозно отчеканивает она. – Частное владение.