В его голосе звучали любовь и забота. Страшное слово так и не было произнесено. И я поверила, успокоилась просто потому, что не могла ему не верить. Пускай вся ситуация казалась мне взятой из дешевого романа – девушка и вампир, запертые в подземелье. Жертва и безжалостный убийца, жаждущий выпить ее кровь. Ерунда. Все это не имело к нам ни малейшего отношения.
Мы сидели обнявшись, и страх вновь был не властен надо мной. Постепенно кровотечение остановилось. Оно никогда не продолжалось долго, однако я чувствовала себя совершенно разбитой. Чувствовала бы, если бы не Артур.
– Наверное, мы проведем здесь целую ночь, – сказала я, стараясь не думать о том, что завтра – суббота, а значит, возможно, еще два дня нас никто не хватится.
– Вряд ли. – Артур обнимал меня за плечи, и мне было удивительно тепло и спокойно. – Твои родители начнут о тебе беспокоиться, и найти нас здесь, думаю, окажется несложно. Но какое-то время мы тут просидим.
Мы помолчали.
Я чувствовала себя ослабевшей. Так всегда бывало даже после несерьезных кровотечений.
Над нами повисла напряженная тишина. Нужно непременно ее разогнать – иначе быть беде. Любыми средствами. Любым, даже пустяковым, разговором.
Артур, похоже, почувствовал то же самое. Или прочел мои мысли. Если судить по всяким книгам, такие, как он, могут проделывать это с легкостью.
– Я, наверное, кажусь тебе чудовищем. Так оно, в общем, и есть. Мы уроды, паразиты, изгои, твари, лишенные сердца и чувств…
Я ощутила, как он выпустил мою руку и отвернулся от меня. Его тело было напряжено, словно натянутая тетива.
– Нет, Артур, это не так. – Я сама обняла его за плечи и прижалась к нему, согревая холодное, как мрамор, тело. – Ты не такой.
Я согрела его своей любовью, и он расслабился и снова повернулся ко мне.
Даже во мраке я чувствовала на себе взгляд его темно-вишневых глаз.
– Расскажи о себе, – попросила я. – Как получилось, что ты стал… таким, как сейчас?
– Ты хочешь услышать мою настоящую историю? – спросил он.
Я обрадованно кивнула, а потом вдруг вспомнила, что он едва ли увидит это в темноте.
– Я вижу. Мне не нужен свет, ведь я – дитя ночи, – сказал Артур, едва я попыталась заговорить.
Для него все началось в тот теплый майский день, когда умер его отец.
Артур знал, что проблемы в семье существуют уже давно. Не меньше года, с момента взятия второго кредита. Отец с матерью просиживали по полночи на кухне, что-то горячо обсуждая. «Банк», «кредит», «может выгореть», «Лешка – он мой друг и никогда не поступит со мной так», – доносилось оттуда.
А еще отец нет-нет да заводил разговоры о том, что вскоре их положение может измениться. Так или иначе. И Артур понимал, что он ввязался в какую-то авантюру. Впрочем, без авантюр, похоже, было нельзя. Все тогда ввязывались в бесконечный хоровод, завертевшийся, когда неожиданно открылись границы и появилась возможность рискнуть: либо пан, либо пропал.
Панами становились немногие.
Тот майский день, пожалуй, ничем не отличался от сотен тысяч таких же солнечных теплых дней. Почти ничем, кроме…
Всю прошедшую неделю отец приходил очень поздно, хмурый и такой уставший, что тут же ложился спать, а с утра пропадал снова.
Но в это утро что-то изменилось.
– Оленька, – сказал он маме, – мы так давно никуда не выбирались. Все вместе. Втроем. Кажется, дело наконец сдвинулось с мертвой точки. Давайте это отметим. Посидим где-нибудь на природе.
Мама обрадовалась. Она сходила к знакомой продавщице, прикормленной еще в былые, более успешные времена, и купила у нее прекрасный кусок мяса и бутылку импортного легкого вина с красивым певучим названием «Сангрия». Мясо они замариновали, и Артур сбегал на рынок за зеленью и помидорами.
Все было готово к пикнику. Но когда они только вышли на улицу, Артур услышал громкий резкий звук. И отец вдруг начал падать. Он падал неимоверно долго – целую вечность. А потом опустился на асфальт – нелепо, точно сломанная кукла.
Артур смотрел на него сверху вниз и видел, как на светлой рубашке медленно распускается огромная пурпурная роза.
Понадобилось время, чтобы понять, что это – кровь.
Дико закричала мама, уронив сумку, из которой тут же выкатился большой круглый помидор и застыл, остановившись у неподвижной отцовской руки. Этот крик резко ударил по ушам мальчика. Мама кричала и кричала. А потом у нее пропал голос. Или это Артур просто перестал слышать. Только видел ее открытый искривленный рот и не слышал ни звука.
Никогда – ни до, ни после того – ему не случалось видеть что-либо столь ужасное, как этот истошный беззвучный крик.
Их окружили какие-то люди. Кто-то пытался приподнять отца, кто-то сбегал к телефонному автомату на углу дома и вызвал милицию и «Скорую».
Все, что было потом, сплелось для Артура в один огромный клубок. Вой сирен. Чей-то чужой голос, сказавший: «А что такого, бандюки между собой разбираются. Там им, гадам, и надо!» «Скорая». Холодный коридор в ментовке. Бесконечные вопросы, и его ответное «не знаю». Пустые глаза матери – после гибели мужа она так и не заговорила, будто навсегда сорвала голос в том ужасном истошном крике. Дядя Леша, который «не сможет» и который смог, его бегающие глаза и лживый голос: «Ты же понимаешь, это не мои деньги. С меня за них три шкуры спустят. Тебе уже шестнадцать. Возьми мать и езжай куда-нибудь из Москвы». Квартира, которая буквально в один день перестала быть их домом. Два койко-места в грязном общежитии на этаже, сплошь заселенном одинаковыми как капли воды, говорливыми вьетнамцами, приехавшими в Россию на заработки.
Мамина сестра жила в Омске. И он решил отвезти мать к ней. Нужно было только достать немного денег на дорогу туда и обратно.
Покидать Москву побежденным Артур не собирался. Это было не в его характере. И он решил, что, если иначе не выходит, он будет грабить и убивать. Если так поступают все вокруг, почему он должен стать исключением? Город покоряется лишь сильному.
Он может быть сильным. И еще вернется в эту жизнь, разбитую, точно старое зеркало, майским днем, почти ничем не отличающимся от длинной череды других теплых солнечных дней.
Днем, который отнял у него семью и оставил пустоту и звериную ярость. Если придется драться, он будет драться до конца.
А дальше… дальше были переговоры с дворовой бандой мальчишек, под предводительством некоего Пахи, сбежавшего из армии после года службы и собравшего собственную стаю. Артур им кое-что пообещал. Он посулил дать наводку на богатую квартиру того самого дяди Леши, который называл себя другом отца и предал его.
Артур рассказывал все это просто и будто равнодушно, но картины сами собой возникали перед моим мысленным взором, словно я сама там присутствовала. Как будто собственными глазами видела все происходящее.
