Присев на стул, Владимир с любопытством огляделся. За стеклянными дверцами шкафов виднелись корешки книг.
Вскоре пришел хозяин кабинета. Это был очень крупный мужчина, под стать санитару, с окладистой бородой, делающей его похожим на писателя Льва Толстого. На вид ему было лет пятьдесят.
– Вот, любезный Геннадий Львович, вам помощник – прошу любить и жаловать! Прибыл из Киева, окончил медицинский факультет университета Святого Владимира, – представил Владимира главный врач. – Подмога вам большая. Желает он по хирургической части практиковаться, но пока поработает у вас. Авось и изменит свои намерения, как вы в свое время.
– Помощников у меня достаточно, – хмурясь и окидывая Владимира тяжелым взглядом, пророкотал обладающий густым, воистину дьяконовским басом Геннадий Львович. – Врачи Нестеренко и Топалов. Да и Дмитрий Ловцов хорош!
– Ловцов ваш – фельдшер! А я вам даю дипломированного врача, только что окончившего университет, со свежими знаниями, – назидательным тоном произнес Антон Харлампиевич. – До нас, в провинцию, новые веяния медицины не так быстро доходят, как до профессоров императорских университетов. Да и Ловцова у вас никто не забирает. Может, чего интересного и мы узнаем. – Увидев, как грозно сошлись брови психиатра, он быстро добавил: – Сказанное мною никак не умаляет вашего богатого опыта и глубоких знаний.
Владимир подумал: «Что это за фельдшер такой, которым заведующий отделением так дорожит?»
Брови у психиатра продолжали хмуриться, и он с иронией произнес:
– Поживем – увидим.
– Вот и славно! Не буду больше вас отвлекать. – Антон Харлампиевич повернулся к Владимиру: – Геннадий Львович введет вас в курс дела. Не сомневаюсь, что вы сработаетесь и у вас сложатся прекрасные отношения! – После этих слов главный врач покинул кабинет.
Дождавшись, когда за ним закроется дверь, Геннадий Львович вонзил испытующий взгляд во Владимира, так что тому стало не по себе, но при этом произнес нормальным тоном:
– Расскажите о себе. Кто вы, откуда, какую цель ставили перед собой, когда решили стать лекарем? Что во время учебы вам легко давалось, а что требовало определенных усилий?
Владимир, ничего не утаивая, стал рассказывать о себе, о том, что рос без матери, под присмотром отца, что мечтает стать хирургом, и хотя экзамен по психиатрии успешно сдал, не рассчитывал, что придется этим заниматься.
– В отделении сейчас находятся более трех десятков больных с разными психическими и нервными заболеваниями. Есть буйные, они в изоляторе, в смирительных рубашках. Однако имеются и такие, чье внешнее спокойствие способно усыпить бдительность, но в силу разных причин их поведение может резко измениться – за такими нужен глаз да глаз. Наши пациенты отличаются от обычных больных тем, что они могут иногда представлять угрозу для врачей. Таких единицы, но всплески их энергии могут заразить находящихся рядом больных и вызвать у них агрессию. Поэтому на первых порах будете помощником доктора, закреплю я вас за Нестеренко Ильей Никодимовичем. Поработаете с ним, присмотритесь к нашим больным, а я – к вам, и если все будет в порядке, переведу вас на самостоятельную работу.
Владимир почувствовал, как внутри него нарастает возмущение. Раз ему не доверили больных, то какой он врач? А ведь он с отличием окончил медицинский факультет одного из самых престижных университетов – Киевского! Владимир едва сдерживался и обдумывал, какими словами дать знать, что подобное назначение его оскорбляет.
– В свое время я был хирургом, причем очень хорошим, и не где-нибудь, а в Санкт-Петербурге. Судьба вносит в повседневность неожиданные обстоятельства, и наша жизнь меняется. Я не жалею о том, что работаю по другой специальности, может, то же и с вами произойдет. Надеюсь, что так и будет! – подытожил Геннадий Львович.
Судя по всему, он считал, что его решения не обговариваются, а только исполняются.
Он взял со стола колокольчик и громко позвонил. Дверь открылась, и в кабинет протиснулась громадная фигура санитара Прохора.
– Чего изволите, ваше высокоблагородие?
– Позови, братец, Ловцова!
Санитар скрылся, а заведующий отделением пояснил:
– Ловцов – наш фельдшер, оправдывая свою фамилию, весьма ловок, за ним глаз да глаз нужен. Но дело свое знает, шельма, иначе я его давно выгнал бы.
Владимир боролся с желанием возразить психиатру, заявить, что он рассчитывает на работу, соответствующую полученному образованию. Однако внутренний голос его остановил: «Не спеши, осмотрись, может, эта работа вообще тебе не подойдет и ты отсюда уедешь. Ведь тебе не приходилось иметь дела с настоящими психическими больными, и ты имеешь весьма смутное представление о том, как их лечить».
Мысли Владимира переключились на фельдшера, который должен был вот-вот прийти. Видимо, это была прелюбопытная личность, раз о нем уже несколько раз упоминалось и судя по тому, как его охарактеризовал заведующий отделением. «Интересно, в каких проступках был уличен Ловцов и почему заведующий отделением так им дорожит?»
В кабинет вошел статный мужчина лет под сорок, приятной внешности, с живым умным взглядом карих глаз. На нем был серый халат. Геннадий Львович представил ему Владимира.
– Весьма, весьма приятно! – Фельдшер широко, по-дружески улыбнулся и протянул Владимиру руку: – Ловцов Дмитрий Фролович.
– Покажи новому лекарю подопечных лекаря Нестеренко, – приказал Геннадий Львович и обратился к Владимиру: – А вы не стесняйтесь, интересуйтесь, как можно больше спрашивайте у своих коллег, у меня – я всегда к вашим услугам!
Вначале Ловцов провел Владимира в фельдшерскую, где выдал ему чистый белый халат. Затем они двинулись по пустому длинному больничному коридору, с одной стороны которого располагались двери палат.
– Палаты всегда закрыты? – Владимир с интересом поглядывал на двери – что за ними скрывается?
– Открываем поочередно на два-три часа. Так проще больных контролировать. Вы, верно, проходили практику на кафедре психиатрии у профессора Сикорского? – поинтересовался Ловцов.
– Нет, на кафедре хирургии, а в психиатрическое отделение попал по воле случая. Профессор Сикорский читал нам лекции, и представление о психических и нервных заболеваниях я имею.
– Теперь у вас есть возможность увидеть все это воочию. – Ловцов улыбнулся и пошутил: – И при желании пощупать.
Фельдшер открыл палату под номером «3», и Владимир с некоторой опаской переступил порог. Первое, что он отметил, – это затхлую, душную атмосферу давно не проветривавшегося помещения.
Перед ним была огромная комната, где находилось восемь коек. Больные были в длинных серых байковых халатах, изрядно поношенных, из-под которых выглядывало нижнее белье – серые рубашки и кальсоны. Каждый занимался тем, что было ему угодно. Кто сидел на кровати, кто лежал. Кудрявый коротышка мерил комнату шагами, высокий тощий больной застыл в странной позе – он стоял с раскинутыми в стороны руками, изображая крест. У зарешеченного окна замер молодой человек с буйной шевелюрой, тоскливо глядя наружу.
