– Люди… Сколько времени ты провел с ними… наблюдал за ними, перед тем как мы покинул Эрде-Тайрин?
– Десять дней, – ответил я.
– Они еще сохранили честь?
– Да, – без колебаний ответил я.
– Она испытывает меня, моя жена, верно?
– Я очень мало знаю о Библиотекаре.
Дидакт отмахнулся:
– Ты никогда не сможешь узнать ее так, как я. У нее есть чувство юмора, редкое среди Предтеч, и совершенно невозможное у Воинов-Служителей… или у большинства строителей. Это на нее похоже – пробудить меня из сна и поставить передо мной такую задачу.
– И что она хочет от тебя?
– Когда я служил главнокомандующим сил Предтеч, я всегда пользовался услугами экспертов… десятков коллег-прометейцев, каждый с поддержкой продвинутых анцилл, имеющих многолетний военный опыт. Я не привык работать один, манипуляр. С помощниками мне легче. Но что она дала мне… манипуляра и двух людей… один из них покорный и очень маленький…
Райзер вовсе не был таким уж покорным, он даже укусил Дидакта – но я не стал ему возражать.
– В целях максимальной эффективности персонал прометейца обладает почти той же суммой знаний, что и их командир. Это давняя традиция. – Он вытянул руку в нательной броне. Вдоль его пальцев распространилось красное поле, словно рука была погружена в сверкающую кровь.
Это было что-то совершенно неожиданное. Даже пугающее.
– Я тебе не ровня, – возразил я. – У меня нет твоего опыта…
– Ты видел, что случилось на Чарум-Хаккоре и Фаун-Хаккоре. Твоя анцилла поможет тебе впитать мои знания. Тебе стоит только попросить – и ты будешь знать все, что знаю я.
Так просто. Анцилла скачивает информацию, а я на досуге могу ее изучать. Я помедлил, потом протянул свою руку. И тут я увидел такое же красное свечение на моих пальцах. В глубине моих мыслей появилась анцилла, не голубая, а красная, как кровь… и жадная.
Я никогда не чувствовал такого истинного, незамутненного инстинкта – я могу сказать «страсти», – какую испытывала анцилла при сборе информации.
Наши пальцы соприкоснулись. Он взял мою маленькую ладонь в свою огромную.
– Закрой глаза, – сказал он. – Будет проще сосредоточиться.
Я закрыл глаза. Некоторое время спустя – я потерял счет времени, но, возможно, прошли часы или дни – я открыл их. Броня пощипывала мою кожу. Внутри я чувствовал жар, чуть ли не огонь. Это ощущение постепенно теряло силу, но сосредоточиться мне все еще было трудно. Дидакт передо мной был как в тумане, он стал чуть ли не тенью.
Я попытался выйти на мою анциллу. Она возникла в красно-голубом свечении, подрагивая так, что смещалась в своем положении.
– Получилось? – спросил я. – Я себя неважно чувствую. Анцилла словно сломалась, отключилась…
– Не получилось, – сказал Дидакт, убирая руку. Прошло всего несколько минут. – Манипуляру не по силам эти знания. Я должен был сообразить. Воспринять столько может только первая форма.
– Тогда что я могу сделать? Что мне остается?
Дидакт ответил не сразу.
– Проведай людей, – сказал он наконец. – Мы скоро отправляемся в путь.
Люди в своей каюте то ли спали, то ли погрузились в гейс Библиотекаря – этого определить я не мог. Их глаза были закрыты, и они лежали, свернувшись калачиком и прижавшись друг к другу. Я решил не трогать их. Судя по моему собственному недавнему опыту, обрушение на них такого объема информации и с такой скоростью как внутри, так и снаружи было жестоко. Я не знал, сохранят ли они здравомыслие, смогут ли стать хотя бы отдаленно такими, какими были прежде.
Остаточная боль от неудавшейся передачи делала меня несчастным. Даже броня не могла сразу рассеять ее. Хуже того, анцилла нательной брони противилась перегрузке. Пока она, казалось, винила меня, а не собственную жажду знаний. Я реально ощущал ее неровные неодобрительные пульсации.
Я лег рядом с людьми, потом перекатился по палубе, сжимая руками шлем и скрежеща зубами.
Райзер встал надо мной, прощебетал сочувственно.
– Он сделал тебе больно, этот человекоубийца? – спросил он. В нескольких шагах за его спиной маячил Чакас, его лицо было бледным, болезненным.
Они меняются, а я – нет.
– Нет, – ответил я, мои мысли постепенно стали проясняться, а пульсации в голове затихать. – Он просил о помощи. Предложил мне свою… подготовку, свое знание войны, личную историю.
Я максимально, насколько это было возможно, упростил концепцию.
Чакас с дрожью повел плечами, покачал головой:
– Звучит душно. Что, если я пойду и плюну в него?
Райзер пробормотал что-то неразборчивое себе под нос, но я уже достаточно успел узнать выражения лица флорианца, чтобы понять: он не против такой атаки, если Чакас пойдет на нее.
– Он побаивается вас, – сказал я. – Он вас уважает. Нет, и это неверно. Он помнит, какими вы были когда-то и что смогли сделать. Вы убили в сражении его детей.
– Мы? Лично? – с сомнением спросил Чакас. – Я такого не припомню.
– Наши предки, – сообразил Райзер и присел. – В те времена, когда твои и мои предки были одинаковыми.
– Ты учишься у своего гейса, – сказал я.
– И у маленькой голубой женщины, – сказал скакун. – Но я на ней не женюсь. Тут ты прав.
Глава 14
Наш корабль вышел из следующего плеча перелета, окруженный диффузным туманом ледяной пыли, остатками древнего кометного вещества, обволакивающего наследную систему сан’шайуумов. Когда-то это облако было гораздо гуще. Сан’шайуумы исчерпали его, используя как топливо для своих кораблей. А теперь остатки облака служили для того, чтобы скрывать наше присутствие, позволяя Дидакту без помех осмотреть систему изнутри.
Изображения, поступавшие с датчиков, были впечатляющими и странными. Я никогда прежде не видел звездную систему в карантине. Такие возможности редко демонстрировались молодым строителям. Планетарная система в основном пуста, даже крупнейшие из планет потеряны среди безмерности в миллиарды километров пространства. Как и их прежние союзники-люди, сан’шайуумы эволюционировали на богатой водой планете недалеко от желтой звезды в умеренной зоне, которая допускала лишь узкий диапазон погод. Но теперь, десять тысяч лет спустя после их поражения, система была окружена триллионами сторожей, которые постоянно то входили в пространство-время, то выходили из него, иногда делали это так быстро, что казались цельной сферой. Эта сфера тянулась на расстояние в четыреста миллионов километров от звезды и потому не включала в себя четыре впечатляющих газовых гиганта, чьи орбиты находились вне этих пределов. Несколько из многочисленных лун вращались на орбитах вокруг этих газовых гигантов, обеспечивая платформы для полуавтоматических станций обслуживания, населенные подсобными инструментами строителей, известными под названием хурагоки. Хурагоки были куда больше инструментами, чем организмами. Их гордость основана на служении и на способности приспосабливаться к той атмосфере, в которой они оказываются. Им комфортно в ограничениях гравитационной среды или центробежной силы, при нахождении в метре над твердой поверхностью. Мне они казались утомительными; сколько я с ними ни сталкивался, их общество вряд ли можно было назвать изысканным. Их анаэробный метаболизм и эти газовые пузыри…
